Только северяне по-настоящему знают, что это такое. Пережив все сюрпризы полярной погоды, двухметровые снежные заносы перед дверью (не зря все двери на Севере открываются вовнутрь!), оттепель в декабре и первомайскую демонстрацию в минус тридцать два градуса, они всеми правдами и неправдами выбивают себе отпуск в июне, июле, ну хотя бы в сентябре, и с марта стоят в очередях в кассах «Аэрофлота».
Первый северный отпуск был у меня в семьдесят втором году, когда я год отслужил в СА и окончательно вошел в коллектив редакции радио Ямала.
Общепринятый вариант — это самолетом до небольшого московского аэропорта Быково, а уж оттуда кто в Крым, кто в Сочи.
Народу в аэропорту битком. Нашел местечко у стойки регистрации и жду вылета. Группа пассажиров явно обращает на себя внимание, присмотрелся – опа! Да это же Николай Олялин! Уже и фотографии у него подписывают. Театральная группа летит на гастроли.
Вдруг от группы отделяется солидная дама и неспешно, прогулочным шагом направляется в мою сторону. Черное платье, на плечах серебристая шаль, курит «беломор». И театральным низким баритоном говорит:
— Молодой человек! Вы, случайно, не в Харьков летите?!
— Да нет, — промямлил я, – в Гомель.
— Жаль! — и, царственным жестом закинув шаль на плечо, проследовала мимо.
Неслабо, думаю, отпуск начинается.
И только потом я понял — это была Фаина Раневская!
Году в семьдесят шестом мы договорились с братом Славкой, он тогда работал в Норильске, встретиться на Волге у родителей в селе Усолье. Через пару недель, наигравшись в волейбол и приобретя первоначальный загар, мы решили «двинуть на юга».
Аэропорт Курумоч под Куйбышевом, три часа полета — и мы в Симферополе. Поскольку была середина июля то попасть на вожделенный ЮБК, то есть Южный берег Крыма, было практически невозможно. Потолкавшись пару часов на автовокзале, мы решили выбраться на трассу, а там уж как повезет.
На окраине города мы, взяв в магазине пару бутылок крымского вина, притулились на лавочке у домика на окраине, сердобольная хозяйка вынесла два стакана, и Славец сказал:
— А что мы суетимся то?! Мы же уже на месте!
Через час нас подобрала машина с веселой компанией и мы двинули на ЮБК.
В Алуште пересели на автобус, Славка, сидевший у окна, несколько осоловел и выронил в окно бутылку пива. Какой-то крутой паренек в белой рубашке немедленно на него насел:
— Вот едут, пьют, бутылки бьют!
Славец заворочался, пытаясь добраться до обидчика, паренек достал красную книжицу, и я разглядел золотое тиснение : ГБ.
Стоп, говорю, Славик, нам тут не светит… одним словом, крутой паренек сдал нас на следующей остановке милицейскому посту.
— Документики, – сержант начал с меня, — Салехард… ЯНАО… Стожаров. Ну что ж вы так?
И второй тоже:
— Стожаров?! Откуда? Норильск?!
Сержанты переглянулись:
— Давайте-ка, ребята, валите отсюда, да поаккуратнее… только ведь заехали!
За Ялтой мы уже ехали с каким-то дедом на мотоцикле с коляской, и он нас пытался увезти в село Соколиное на пасеку.
Одним словом, в нужный нам поселочек Кацивели мы добрались уже к вечеру. Там на знаменитом радиотелескопе работал Колька Нестеров, учились вместе в Rазанском университете.
Не тут-то было, как объяснила соседка, Колян в отпуске, у родителей в Казани. Попробую ему дозвониться.
— Ну, все! На море! – рявкнул братан.
Тем более оно рядом.
Выкупавшись, мы прилегли на пляжную гальку и решили: утро вечера мудренее, причем Славец деловито спросил:
— Магазин до скольки работает?
Смотрим: сверху бежит эта соседка и кричит:
— Ребята! Нестеров на проводе! Дозвонилась я!
Мы в темпе одеваться, и Славка, суетясь, выронил из рук «Гарри бэг», был у него такой мощный портфель иностранный. Портфель открылся, и из него выпала банковская упаковка пятирублевок, начатая уже, и окончательно лопнув, усеяла синими купюрами квадратный метр пляжа.
Немногие купальщики стали отодвигаться подальше. Матерясь, мы кое-как собрали бабки и побежали наверх.
— Толик! Ну сколько раз тебе говорил! Можешь ты позвонить?! Предупредить хотя бы! — орал в трубку Колян, — Короче! Соседка даст вам ключ, и отдыхайте на здоровье!
Так начался наш южный отдых.
Галечный пляж, бухта для купания, крымские вина, незнакомое шипучее вино «Сахалисо», шашлыки и беспощадное июльское солнце. Через неделю мы окончательно почернели и устали гулять.
— Надо, однако, и спортом заняться, — сказал братан, — привести себя в форму.
Поскольку у соседки подруга была заведующей медпунктом то к ней мы и пошли.
— Вот ребят надо в форму привести, — объяснила она.
Подруга с медицинской сноровкой достала мерные стопочки граммов на пятьдесят и бутылку спирта.
— Медицинский! — с удовольствием крякнул Славец, — девяносто шесть градусов.
— Не крутовато ли будет? — на всякий случай спросил я.
— Молчите мальчики, — ответила медичка и достала две здоровенные ампулы глюкозы, сноровисто обломила у них шейки и накинула сверху марлю.
— Понял, — братан тяпнул спиртику и аккуратно опрокинул в рот глюкозу.
Я — вслед за ним. Эффект был мгновенным.
К вечеру мы обрели искомую форму и вышли в поселок на волейбольную площадку.
Надо сказать, местные играли слабо и все время проигрывали физикам. (Рядом с телескопом был Институт физики моря со своей спортплощадкой и даже теннисным кортом).
В тот вечер физики выигрывали партию за партией. В перерыве Славка подошел к поселковым:
— В принципе можем встать за вас, мы вроде как тоже поселковые, у Нестерова квартируем.
Вопрос решился немедленно, поскольку рост у братана был 188 сантиметров, да и я в свое время играл за сборную института.
— Толик! Расстановку, я в четвертом!
Команда собралась в круг, и я объяснил задачу. Я в третьем номере, на распасе, Славка в четвертом забойщиком. Ваше дело аккуратно принять мяч и пас на меня.
Физики моря скептически смотрели на наши маневры.
Ладно. Свисток. Подача… оп, неплохо приняли… мяч идет на меня, и достаточно высоко… Славка пыхтит у меня за спиной.
Тут главное — координация. Я должен принять мяч и аккуратно пихнуть его вверх, вертикально… а забойщик в это время выпрыгивает вверх и бьет по восходящему мячу. И вколачивает его также вертикально в площадку противника. Тут уж никакой блок не поможет. Такая штука называется «кол».
— Коротыша, — шипит Славка, и я легонько толкаю мяч вверх.
Бабах! И братан вбивает мяч в площадку физиков.
— Убил! Убил! — дурашливо орет кто-то из болельщиков.
Короче, разгромили мы физиков, как говорит наш младший брат заядлый волейболист Юрик, в одну калитку.
Незаметно прошли две недели, и Славка спохватился, бабки-то кончаются. Мы на почту, и братан дает телеграмму норильскому корешу Вовке Мирошу: «Срочно вышли двести»!
Деньги пришли через день, и мы благополучно отбыли в Москву проведать моего северного друга Колю Бондровского.
В начале 90х братан ездил по каким-то коммерческим делам в Крым и заехал в Кацивели. Нестеров был уже директором телескопа.
Посидели они за коньячком, вспомнили былое, и Славка остался ночевать в здании на самом верхнем этаже, прямо под куполом. Благо и раскладушка была для отдыха ночной смены.
Накатил оставшуюся соточку и взгромоздил все свои сто пять килограммов на жалобно скрипнувшее ложе.
Проснулся он от непонятного скрежета, пол дрожал мелкой дрожью.
Вспомнив роман «Двенадцать стульев», он решил: землетрясение, и стал выпутываться из одеяла. Не успел.
Купол со скрипом пошел вправо, по нему пробежала синяя молния и он треснул!
Раскрылась ярко слепящая щель и Славка понял: все! пропал!!
Навстречу плыла неземная фигура в развевающемся белом хитоне, вокруг головы дрожал солнечный круг.
Ангел, понял братан и смирился с судьбой.
Ангел поправил белый халат и заботливо спросил:
— Как спалось? Да ты чо, Славец! Не узнаешь с похмела? Это же я Нестеров! Утренняя смена фиксирует восход солнца, так что перестань трястись и чеши в сторону магазина.