Сергей Спирин. Рассказ «Коллеги»

 

Маленький уютный аэропорт колымского посёлка Черский. Под горкой стоит готовый к вылету самолёт ледовой разведки – знаменитый и легендарный Ил-14. Аппарат, как сказал бы паровозный машинист, «под парами», экипаж ждет прибытия на борт командира и штурмана с подписанными полётными документами. И вот они появились вместе с убелённым сединами пожилым человеком. Командир у лесенки-стремянки сделал пригласительный жест, и гость поднялся на самолёт. Несмотря на почтенный возраст сделал он это по-молодецки лихо, вероятно, авиационные трапы, трапики и разного рода стремянки ему были хорошо знакомы. Командир провёл предполётный осмотр самолёта и тоже поднялся на борт.

– Валентин Иванович Аккуратов, известный полярный штурман, летал ещё с Водопьяновым и Черевичным, – представил он гостя.

Валентин Иванович поздоровался со всеми членами экипажа за руку и устроился в предложенном ему кресле у иллюминатора в салоне самолёта рядом с рабочим столом второго гидролога.

– Поближе к карте, – улыбнулся он гидрологу, увидев чистый бланк карты для ледовой разведки.

Старый штурман оказался чрезвычайно деликатным человеком. Он не лез в пилотскую кабину, хотя и не обошёл своим вниманием труд лётчиков. Внимательно следил за взаимодействием штурмана и гидрологов. Ему было очень интересно наблюдать за тем, как в процессе полёта пустой бланк карты оживает, отражая ледовую обстановку по маршруту движения всепогодного воздушного корабля. Лишних вопросов он не задавал. Таинственные гидрологические значки и цифры ему были понятны без слов. Ледовую карту он читал свободно.

– Когда-то и я составлял что-то подобное, – сказал Валентин Иванович гидрологу, наблюдая за его работой.

Шёл четвёртый час полёта. До посадки в заполярном посёлке Тикси оставалось шесть часов полётного времени. Штурман ледового борта Александр Бутыленков работал с картой, когда к нему подошёл ветеран арктических трасс.

Саша выпускник Ленинградской академии гражданской авиации. Прибыл в Черский в составе небольшой группы выпускников этого прославленного учебного заведения. Сами себя они называли «стаей диких штурманов». «Дикие» академики оказались толковыми ребятами и как-то сразу прижились на ледовой разведке. Дело спорилось в их молодых руках, а светлые головы им в этом помогали. Без преувеличения можно сказать, что не каждый штурман способен выполнять эту сложную непрерывную работу в течении 10-12 часов с высокой точностью в открытом море, зачастую без береговых ориентиров и с бесконечной сменой галсов. У «дикарей» это получалось блестяще. Полёты в сложных метеоусловиях на малых высотах вблизи высоких берегов оказались им по плечу.

 – Ну, а системой условных меридианов вы пользуетесь? – спросил академика Аккуратов.

– Нет. Я беру опорный меридиан, например, меридиан аэропорта вылета и от него «танцую» весь полёт, –- простодушно ответил тот и вернулся к своим штурманским делам.

 Старый штурман изменился в лице – было видно, что он обескуражен ответом. Он вернулся на своё место у карты гидролога и до конца полёта не проронил ни слова.

Разгадка резкого изменения настроения Аккуратова заключалась в том, что систему условных меридианов для удобства ориентации в районе Северного полюса (ведь на полюсе любой курс ведёт на юг) придумал и внедрил в штурманскую практику именно он. Условную точку полюса он вынес за пределы земного шара, и меридианы на карте стали параллельны. Так, на полюсе появились север, юг, восток и запад, что облегчило самолётовождение в этом районе. Ответ молодого штурмана удивил и расстроил ветерана. Об этом и сообщил спустя некоторое время Саше гидролог, услышавший их разговор. Академик слегка смутился, но сильно расстраиваться по этому поводу не стал. Время вносило свои коррективы, и самолётовождение дополнялось новыми методами работы в Арктике.

Разведка продолжалась, смена галсов шла своим чередом и, казалось, она никогда не закончится. Но всё в жизни имеет свои границы. Завершился и этот полёт. Самолёт пробежал по полосе заполярного посёлка Тикси и зарулил на стоянку. «Жучки»-моторы умолкли, винты остановили своё вращение и настала пора прощаться.

Прощаясь с Валентином Ивановичем, Саша привычно будничным голосом сказал:

– Сегодня мы прибрежную разведку выполняли, вот и не пользовались вашими картами. А вот когда на Северный полюс летаем, конечно, используем вашу систему условных меридианов — это очень удобно.

Глаза ветерана потеплели, и он дружески похлопал коллегу по плечу.

– Ну-ну, — сказал он.

Маленькая хитрость молодого штурмана не осталась незамеченной, и старый авиатор лукаво улыбнулся. Потом, пожав всем руки, пожелал удачи экипажу и вышел из самолета.

Героический век антарктических исследований

В 1820 году русская антарктическая экспедиция под командованием Фаддея Беллинсгаузена и Михаила Лазарева на военных шлюпах «Восток» и «Мирный» открыла миру последний неисследованный материк на нашей планете- Антарктиду.  После этого началось изучение побережья континента и его внутренней части. Целая армия ученых и исследователей двинулась на штурм новой Терры Инкогнита. И начался героический век антарктических исследований.

Адмирал Фаддей Белинсгаузен

 

Героический век антарктических исследований — термин, принятый в англоязычной историографии для обозначения ряда экспедиций в регион Антарктики, организованных на рубеже XIX века и первых десятилетий XX века, использовавших собачьи упряжки в качестве основного вида транспорта. Основной их целью было достижение географического Южного полюса и территориальный раздел побережий и внутренних районов неизвестного материка, изучение его физических, климатических и геологических условий. Однако некоторым экспедициям, имевшим данные цели, не удалось даже достигнуть антарктического побережья.

Адмирал Михаил Лазарев

 

В период 1897—1922 годов Антарктика оказалась в центре международного внимания: за четверть века было проведено 16 экспедиций, снаряжённых в восьми странах, в том числе в Бельгии и Японии, не входящих к началу XX века в число ведущих полярных держав. О причинах ажиотажа Эпсли Черри-Гаррард писал так:

В воздухе витала мысль о том, что материк такой величины… может оказывать решающее влияние на изменения погоды во всём Южном полушарии. Район вокруг Южного магнитного полюса представлялся щедрой нивой для проведения экспериментов и наблюдений. История этой земли… имела бесспорный интерес для геологической истории всего земного шара, а изучение образования суши и поведения льда могло сказать специалисту по физической географии больше, чем исследования в любом другом районе мира — в Антарктике он мог наблюдать ежедневные и даже ежечасные изменения, которые, как ему известно, в эпоху оледенения происходили во всём мире…

Не меньшую роль играли и национальные амбиции держав: из знаковых географических объектов на Земле непокорёнными к 1900 году оставались только Северный и Южный полюсы.

Экспедиции «Героического века» использовали технологии XIX века: деревянные парусно-паровые суда малого тоннажа для доставки команды, собачьи упряжки для передвижения по ледникам, и, отчасти, навыки выживания эскимосов, приспособленные для нужд европейцев. Ввиду ограниченности доступных ресурсов и снаряжения, успех каждой экспедиции в этих условиях зависел только от продуманности транспортной стратегии и логистических талантов руководителя. Это также означало, что каждая экспедиция проходила в экстремальных условиях, не имея связи с внешним миром, и требуя от участников использования всех интеллектуальных и физических сил. В итоге, жертвами покорения Южного полюса стали 19 человек…

Основными результатами «Героического века» стало комплексное исследование Антарктического материка, достижение южного географического и магнитного полюсов, составление первых карт побережий материка, большой комплекс географических, климатологических и биологических данных, создавших базу для изучения материка современными техническими средствами.

Вот список основных экспедиций Героического века в Антарктику:

1897—1899 Бельгийская антарктическая экспедиция.

Руководитель Адриен де Жерлаш. Первая экспедиция, зазимовавшая в пределах Южного полярного круга, во время вынужденного дрейфа в Море Беллинсгаузена. Впервые выполнен полный годичный цикл астрономических и метеорологических исследований в Антарктике. Достигнута широта 71°30’ ю. ш. Обнаружен Пролив Жерлаша.

1898—1900        Великобритания . Экспедиция на «Южном Кресте».

Руководитель Карстен Борхгревинк.   Первая экспедиция, зазимовавшая на Антарктическом материке (Мыс Адэр). Первое восхождение на шельфовый ледник Росса. Достигнута широта 78° 30′ ю. ш., точно вычислено тогдашнее положение Южного магнитного полюса.

1901—1904  Британская антарктическая экспедиция.

Руководитель Роберт Скотт. Первое восхождение на поверхность Земли Виктории, достижение окрестностей Полярного плато. Достижение широты 82° 11’ ю. ш. Первая из экспедиций, базирующихся на о. Росса.

1901—1903       Германская антарктическая экспедиция .

Руководитель Эрих фон Дригальский. Первая из экспедиций, работавших в Восточной Антарктиде. Обнаружена Земля Вильгельма II. Экспедиция попала в дрейфующие льды и не смогла выполнить намеченной программы.

1901—1904       Шведская антарктическая экспедиция.

Руководитель Отто Норденшельд. Экспедиция работала на восточном побережье Земли Грейама. Экспедиционное судно было раздавлено льдами, команда спаслась благодаря помощи Аргентины.

1902—1904       Шотландская национальная антарктическая экспедиция.

Руководитель Уильям Спирс Брюс. Основана постоянная метеостанция на Южных Оркнейских островах. Достигнута широта 74° 01′ ю. ш. в Море Уэдделла.

1903—1905        Франция .Третья антарктическая экспедиция Шарко.

Руководитель Жан-Батист Шарко. Первоначально задумывалась как спасательная операция для помощи Норденшельду. Работала на Земле Грейама.

1907—1909        Великобритания. Первая экспедиция Шеклтона.

Руководитель Эрнест Шеклтон. Первая самостоятельная экспедиция Шеклтона. Базировалась на о. Росса. Открыт ледник Бирдмора, совершено восхождение на Полярное плато. Достигли широты 88° 23′ ю. ш., не дойдя 180 км до Южного полюса, но вынуждены были возвратиться из-за нехватки продовольствия.

1908—1910        Франция. Четвёртая экспедиция Шарко.

Руководитель Жан-Батист Шарко. Экспедиция продолжила начатые работы в море Беллинсгаузена. Были открыты залив Маргерит, острова Шарко и Рено, залив Микельсена и о. Ротшильда.

1910—1912       Японская антарктическая экспедиция .

Руководитель Сирасэ Нобу .Первая неевропейская антарктическая экспедиция. Обследована Земля Эдуарда VII, открыта бухта Кайнан на побережье шельфового ледника Росса. На собачьих упряжках достигнута широта 80° 05’ ю. ш.

1910—1912  Норвежская антарктическая экспедиция.

Руководитель Руаль Амундсен. База экспедиции «Фрамхейм» была основана на побережье Китовой бухты. Открыт ледник Акселя Хейберга, по которому санная команда поднялась на Полярное плато и 14 декабря 1911 года успешно достигла Южного полюса.

1910—1913        Великобритания. Экспедиция «Терра Нова» .

Руководитель Роберт Скотт. База располагалась на о. Росса. 17 января 1912 г. команда Скотта из пяти человек достигла Южного полюса, через 33 дня после Амундсена, и погибла на обратном пути в полном составе.

1911—1912       Вторая германская антарктическая экспедиция.

Руководитель Вильгельм Фильхнер .  Целью экспедиции было достижение Южного полюса и пересечение всей Антарктиды в самом узком месте материка. Из-за тяжёлых ледовых условий в море Уэдделла удалось достигнуть 77° 45’ ю. ш., с последующим незапланированным дрейфом. Открыт залив Фазеля, Берег Луитпольда, шельфовый ледник Фильхнера.

1911—1914       Австралийская антарктическая экспедиция.

Руководитель Дуглас Моусон. Исследованы и картографированы обширные районы побережий Антарктиды, начиная от мыса Адэр.

1914—1917        Великобритания. Имперская трансантарктическая экспедиция .

Руководители Эрнест Шеклтон и Энеас Макинтош. Целью экспедиции было пересечение всей Антарктиды по маршруту Фильхнера. Экспедиция состояла из двух отрядов: Шеклтона, на судне «Эндьюранс», и Макинтоша на судне «Аврора». Тяжёлые ледовые условия не позволили провести экспедиции по намеченному плану. Макинтош и двое его спутников погибли.

1921—1922        Великобритания. Экспедиция Шеклтона — Роуэтта.

Руководитель Эрнест Шеклтон. Целью экспедиции было обследование неизвестных побережий, примыкающих к морю Уэдделла. Ещё до начала основных исследований скончался Шеклтон. Тяжёлые ледовые условия сорвали программу экспедиции.

1 декабря 1959 года в Вашингтоне был заключён Договор об Антарктике, который вступил в силу 23 июня 1961 года после его ратификации 12 государствами — первоначальными участниками. Его главная цель — обеспечить использование Антарктики в интересах всего человечества. В Договоре предусматривается свобода научных исследований и поощряется международное сотрудничество. В нём запрещаются любая военная деятельность, любые ядерные взрывы и захоронения радиоактивных материалов в Антарктике.

https://youtu.be/6STnKEVYiKY?feature=shared

По материалам портала «Маяк Арктики».

 

А мы пойдём другим путём! Рассказ Сергея Спирина

До аварийного вездехода оставалось 23 километра. Фото О. Д. Кириллова

Начальник китайской научной станции нервно теребил застёжку-молнию на своём антарктическом комбинезоне. И было от чего волноваться: 16 из 20 человек личного состава станции оказались на припайном льду в 25 километрах от «полярки». Тридцатиградусный мороз и надвигающиеся сумерки не добавляли оптимизма и уверенности в себе лидеру китайцев, а отсутствие собственного исправного вездехода, пригодного для спасения людей, и вовсе повергало его в уныние. И всё же в беседе с начальником российской полярной станции мистер Лего сохранял внешнее спокойствие и только руки, лихорадочно теребящие замок полярного комбинезона, выдавали его внутреннее состояние.

Андрей Алексеевич не стал выяснять причину, по которой почти весь коллектив китайской станции оказался в бедственном положении на морском льду вдали от родной базы. Он сразу приказал готовить к срочному выезду станционный вездеход и вызвал к себе гидролога с доктором для уточнения деталей предстоящей спасательной операции.

Стараниями Ивана Ивановича, старого полярного вездеходчика, транспортёр ГТТ уже через пятнадцать минут был готов к выезду на лёд, а ещё через десять минут, приняв на борт гидролога, доктора и лидера китайцев, вездеход фыркнул и покатил в ночь навстречу неизвестности.

Первые двенадцать километров машина легко пробежала по следу китайцев, петляющему между айсбергов и их обломков. Морских торосов на льду было мало, колея прекрасно видна, единственное, что не нравилось гидрологу — уж больно близко она пролегала от ледяных гигантов.

— Держись подальше от айсбергов, вдоль них могут быть наледи, — прокричал он вездеходчику сквозь грохот мотора.

Иван Иванович согласно кивнул головой. Как никто другой представлял он опасность этого природного явления, когда во время прилива морская вода сквозь трещины вокруг айсбергов выступает на поверхность льда и, пропитывая снег, образует непроходимую трясину. Пешеход в ней может запросто оставить сапоги, унты или валенки, а техника, не сумевшая быстро выбраться из ловушки, рискует вмёрзнуть в лёд и создать массу хлопот своему хозяину.

На двенадцатом километре машина внезапно осела и остановилась, беспомощно вращая гусеницами в снежно-водяной каше. Днище её плотно сидело на спрессованном снежном основании.

— Влипли!.. — констатировал вездеходчик, выбираясь из кабины.

Почти три часа маленький экипаж машины боролся за её живучесть. Под траки приходилось подкладывать брёвна, которые предусмотрительные вездеходчики всегда возят с собой. Тяжеленные куски дерева позволяли продвигаться вперёд на длину корпуса вездехода за один оборот его гусениц. Двигались очень медленно, наледь казалась бесконечной, люди выбивались из сил, перетаскивая брёвна из-под кормы вездехода к его носу, чтобы снова подложить их под гусеницы. И вот, когда сил почти не осталось, а брёвна были переломаны, словно спички, транспортёр, как живое существо, отжался ото льда и медленно-медленно выполз на сухой и плотный снег.

Коварные айсберги. Фото А. Г. Львова

Первую группу китайцев из трёх человек российские полярники встретили примерно через полтора часа. Замёрзшие люди в демисезонных болоньевых куртках и пластиковых сапогах угрюмо брели по старому вездеходному следу навстречу спасателям. Приняв на борт людей, машина рванулась вперёд, как будто сама понимала, что медлить нельзя. Доктор прямо на ходу занялся оказанием первой помощи пострадавшим — не обошлось без лёгких обморожений. Следующая, самая большая группа из семи человек, была подобрана несколько минут спустя. А ещё через некоторое время в вездеход, поддерживая друг друга, забрались и остальные китайские полярники.

Мистер Лего пересчитал личный состав и облегчённо вздохнул.

До аварийного вездехода добрались без приключений. Он стоял холодный и одинокий среди белого безмолвия, а под ним, словно кровь на снегу, застыла лужа масла из повреждённого маслопровода. Забирать неисправный транспортёр китайцы не стали — решили вернуться к нему позже. Иван Иванович развернул машину на обратный курс и вопросительно посмотрел на гидролога.

— А мы пойдём другим путём, — ответил тот, прокладывая маршрут возвращения на своей карте подальше от зоны айсбергов.

— Не таким путём надо идти, дорогие товарищи, — поддержал его Иван Иванович и они улыбнулись друг другу.

Как орловский рысак, рванулся ГТТ с места и через три часа ко всеобщему ликованию благополучно прибыл на китайскую полярную станцию.

Полярная дружба. Фото мистера Лего

Фритьоф Нансен. Великий путешественник, друг России

Человек, о котором мы вам сегодня расскажем, был не только выдающимся полярным путешественником, ученым и общественным деятелем, он был великим благотворителем, и не мог пройти мимо страданий других людей ,он в буквальном смысле ходил с протянутой рукой по столицам Европейских государств, собирая деньги для помощи голодающим детям Поволжья и военнопленным, при жизни его называли «Совесть Европы», наш рассказ о великом норвежце Фритьофе Нансене.

Фритьоф Нансен

Он родился неподалеку от Христиании в 1861 году. Родители дали Нансену спартанское воспитание. Уже в детстве он отличался своими физическими данными, смелостью, решительностью. Занимался спортом, был первым чемпионом Скандинавии по прыжкам с трамплина, десятикратным чемпионом Норвегии по лыжам и чемпионом мира по скоростному бегу на коньках. Впервые он попал в Арктику зверобоем в 1882 году на судне «Викинг». По возращении из плавания он работал консерватором Бергенского музея. В возрасти двадцати шести лет Нансен получил степень доктора зоологии за исследование морских донных организмов- бентоса.

16 августа 1888 года Нансен со спутниками – норвежцами О. Свердрупом, Дитрихсоном, Христиансеном и двумя лапландцами начали  смелый и страшно трудный переход через ледяную Гренландию.  Шестеро смельчаков тащили за собой тяжелые санки с провиантом и инструментами, питались почти впроголодь холодной пищей, страдали от морозов, доходивших до минус 45˚С. Ровно месяц они  не имели другой воды, кроме добытой ими теплотой собственно тела из снега, набитого в бутылочки. Совершив подъем на высоту 8860 футов, путешественники проникли во внутреннюю область ледяного плато, делая по пути все нужные научные наблюдения, и затем благополучно достигли противопожарного края плато и западного берега страны.

Очередная экспедиция началась на новом судне «Фрам», корпус которого был изготовленном в форме яйца. Оно имело покатые бока, небольшую длину при большой ширине. В 1893 г. судно крепко вмерзло в лед в море Лаптевых на 78гр.50мин. с.ш. и 133гр.37мин. в.д. и дрейф льда потащил его на север. Во время дрейфа велись наблюдения по  метеорологии, зоологии, ботанике, океанологии. Нансен хотел достичь Северного полюса, вморозив корабль в лед , с тем, чтобы течение утащило его туда. Через некоторое время, предвидя, что судну, увлекаемому течением, не удастся достичь Северного полюса, Нансен решил покинуть судно и пройти к полюсу на собаках и лыжах по льду. Вместе с лейтенантом Иогансеном они оставили вмороженное в лед судно и двинулись к полюсу. Их поход длился 15 месяцев в исключительно тяжелых условиях. 7 апреля 1895 г. они достигли широты 86 градусов. Продвижение шло медленно и они решили вернуться, так как продовольствие уже заканчивалось. Путники взяли курс на ближайшие острова- Землю Франца-Иосифа. Поохотившись на медведей, в начале августа они достигли острова Джексона и зазимовали там, выстроив себе хижину, по сути каменную нору три метра длиной и два шириной. Стенами служили камни, проконопаченные мхом, крышей- медвежьи шкуры. В этой хижине они практически пролежали , как медведи в берлоге ,до весны, питаясь одним медвежьим мясом, заедая его горелым салом, вылавливаемым из лампы. Нансен называл эти куски сала « пирожными». В качестве топлива использовалось сало моржей, которым заправлялась лампа. Грязь покрыла их тела толстым слоем. Одежда превратилась в засаленные лохмотья, на теле было много незаживающих ран. Единственным спасением от тягот был сон. Выдержать все это могли только очень здоровые и духовно, и физически люди. Ни у Нансена, ни у Иогансена не было даже намека на цингу или какие – либо нервные расстройства. Судя по дневнику Нансена, который он регулярно вел, несмотря на все трудности, их не покидало чувство юмора. Нансен писал 3 января 1896 года: «Иогансен спит и храпит на всю хижину. Я рад, что его не видит сейчас мать. Она, наверное, опечалилась бы, разглядев своего мальчика, — так он оборван, черен и противно грязен; полосы сажи размазаны по всему лицу. Но, ничего: она еще увидит его чистым, белым и румяным!».

После наступления весны путешественники частью пешком по льду, частью по открытой воде на лодках-каяках продолжили путь к юго – западу. 17 июня 1896 года они неожиданно наткнулись на зимовавшую на о. Нортбрук экспедицию Ф. Джексона. В своей книге Нансен описывает эту удивительную встречу на пустынном острове. Сначала он услышал собачий лай, а затем, не веря своим глазам, увидел приближающегося к нему человека. «Я замахал шляпой, человек сделал то же. Потом мы протянули друг другу руки. С одной стороны – цивилизованный европеец в клетчатом английском костюме, высоких резиновых сапогах, тщательно выбритый и причесанный, благоухающим душистым мылом, запах которого доносился до острого обоняния дикаря. С другой стороны – дикарь, одетый в грязные лохмотья, с длинными всклокоченными волосами и щетинистой бородой, с лицом настолько почерневшим, что естественного белого света нельзя было различить под толстым слоем ворвани и сажи.»  После приветствий и нескольких  вопросов, Джексон пристально посмотрел Нансену в лицо и произнес: «Уж не Нансен ли вы?» — «Да, я Нансен». – «Клянусь, я страшно рад вас видеть».

https://youtu.be/peCUFH2BOJU?feature=shared

Через полтора месяца пароход «Виндворт», привезший припасы экспедиции Джексона, доставил Нансена и Иогансена на родину. Дальнейшее плавание «Фрама» совершилось также вполне счастливо; 16 октября 1895 года им была достигнута наивысшая северная широта 85˚ 57′. «Фрам» прибыл на родину, как и было рассчитано, со стороны Шпицбергена. Во время дрейфа «Фрама» были проведены океанографические и метеорологические наблюдения, опровергнувшие мнение о мелководности Северного Ледовитого океана, установлены структура и происхождение его водных масс, открыто влияние суточного вращения Земли на движение льдов. Сделаны важные наблюдения в области геологии, биологии, зоологии и земного магнетизма. В процессе пешего похода Нансена и Иогансена открыт ряд островов на ЗФИ, уточнена карта архипелага .

Чествования Нансена на родине, по возвращении его из экспедиции, достигли небывало грандиозных размеров. В них принимала участие вся страна во главе с королем. Россия также высоко оценила достижение Нансена. После гражданской войны Нансен был в Поволжье, Армении. Нобелевскую премию, которую ему вручили, он потратил на хлеб для голодающих Поволжья в России. Для военнопленных он учредил специальный «нансеновский» паспорт ,по которому тысячи людей вернулись домой. Он был единственным из иностранцев депутатом Моссовета. Народ Норвегии, который получил независимость от Швеции, предлагал Нансену стать его президентом. Писатель Ромен Роллан назвал Нансена «единственным настоящим героем нашего времени». Во время приезда Нансена в Красноярск на судне «Омуль» героя встречал весь город, в честь него был организован первый футбольный матч. На Колыме Нансен плавал на другом судне — «Коррект». До своей смерти в 1930 году он всегда  оказывал гигантскую помощь не только полярникам, но и всем простым людям ,всегда был лучшим другом России.

По материалам: «Маяк Арктики«.

Адмирал Петр Федорович Анжу

Много полезных открытий на Сибирском побережье  сделаны знаменитым исследователем, членом совета министров, русским адмиралом Петром Фёдоровичем  Анжу. В его честь названы острова в системе Новосибирского архипелага, острова Анжу включают центральную и наиболее крупную группу: острова Котельный, Новая Сибирь и Бельковский. Кем же был этот исследователь, и почему в его честь назвали огромную систему островов, общая площадь которых составляет около 29 тыс. км² ? Давайте разбираться.

Петр Федорович родился 15 февраля 1796 года в Вышнем Волочке в семье уездного врача. Его дед –часовщик, переселился в Россию из Франции. Его отец Федор Андреевич, тоже был гражданином Франции, но принял Российское подданство и работал уездным врачом. Отец мечтал о медицинской карьере Петра, но тот не выносил вида крови, поэтому было решено отдать его в частный пансионат, где готовили морских офицеров.  В 1808 году Пётр Анжу поступил в Морской корпус, где познакомился и подружился с Фердинандом Врангелем, будущим исследователем высоких широт .

Анжу и Врангель, обучаясь в Кадетском корпусе, поставили своей целью исследование загадочной Арктики. Они упорно готовились к предстоящей научной деятельности. Друзья приучали себя к холоду, закаляя свой организм. В 1812 году Петр был произведен в гардемарины, а в 1815 г. – в мичманы. После блестящего окончания Морского корпуса  в феврале 1820 года Анжу был произведен в лейтенанты и назначен начальником одного из отрядов экспедиции к берегам Ледовитого океана. Адмиралтейств-коллегия отправила в Сибирь трех флотских офицеров, трех молодых дворян, будущих адмиралов Фердинанда Врангеля , Петра Анжу и лицейского друга Пушкина Федора Матюшкина по прозвищу «Плыть охота». Они разбились на два отряда: Усть-Янский, под началом Анжу, и Колымский, Врангеля. С последним был и Матюшкин. Анжу предстояло на собачьих упряжках отправиться по морскому льду далеко на север, описать , изучить и нанести на карту как берега Ледовитого океана, так и острова, лежащие к северу от материка, а именно: Ляховский, Котельный, Фаддеевский, Новую Сибирь и землю, виденную Яковом Санниковым , а летом на байдарке спуститься по реке Яне к Ледовитому океану, в устье реки Лены. Экспедиция в запланированные сроки не уложилась и продолжилась до 1824 года. Пётр Анжу и его спутники: штурманские помощники И. А. Бережных, П. И. Ильин, медик-хирург А. Е. Фигурин, матрос Игнашев, слесарь Воронков и несколько якутов-проводников сделали немало.
В 1820 году в Усть-Янске были налажены систематические метеорологические наблюдения, которые позволили оценить климат этого района. На карту России было положено северное побережье Азии от реки Оленек до реки Индигирки, обследована река Лена ,ее устье, все Ляховские и Новосибирские острова. Моряки обошли десятки заливов, мелких островов, бухт, мысов, устья рек, исправили многие неточности прежних карт. Во время этих поездок П. Анжу выяснил границу наибольшего распространения неподвижных припайных льдов и установил, что за нею находятся открытые воды- Сибирская полынья. Результаты исследований убедительно доказывали, что никаких земель вблизи Новосибирских островов нет. Во время экспедиции прошел около 14 тысячи километров, показав, что опись берегов можно вести с моря и со льда в зимнее время, впервые изучил состояние льдов в море Лаптевых.  По прибытии в Петербург П. Анжу и Ф. Врангель были приняты императором Александром II.

За понесённые в Сибирской экспедиции лишения Анжу был произведён в капитан-лейтенанты, награждён орденом св. Владимира 4-й степени, прибавочным жалованьем по чину лейтенанта, а время пребывания в экспедиции положено считать двойной службой к получению ордена св. Георгия за морские кампании.

В 1825 году Анжу участвует в «Военно-ученой экспедиции» – топографическом обследовании киргизской степи от северо-восточных берегов Каспийского моря до западных берегов Аральского моря в отряде полковника Ф. Ф. Берга.

В октябре 1827 года П. Ф. Анжу принимает участие в Наваринском сражении. Корабль «Гангут», на котором он командовал артиллерией, сражался бок о бок с кораблём «Азов», которым командовал Михаил Петрович Лазарев. «Гангут» громил ядрами и гранатами турецкие суда, а затем получил приказ взять на абордаж турецкий 64-пушечный корабль. Вот как писал об этом Л. П. Гейден: «…турки с разных мест старались зажечь «Гангут», но едва кто из них протягивал для сего руку, как лишался оной или головы, летел в море, которое в сей страшной борьбе поглотило их уже не одну тысячу. Наконец, они зажгли собственный корабль в шести местах, но наши немедленно оное погасили, и отрубив у него бушприт, отбуксировали его к берегу, где он и стал на мель… Корабль этот был лучшим во всём турецком флоте, другой турецкий фрегат нёсся в том же направлении, «Гангут» сделал по нему залп, после которого его взорвало, и страшный губительный поток пламени при ужасном треске разрушения осветил яркой зарёй залив Наварина…» Во время сражения П. Анжу был контужен в голову, но не покинул своего поста до победного завершения боя. Его храбрость была отмечена орденом Святого Георгия IV класса.

В 1830-1831 годах П Анжу командовал ротой гардемаринов в Морском корпусе. В 1831 году он в чине капитана II ранга командовал фрегатом «Екатерина», а в 1844 году он – контр-адмирал.

Со времени производства в контр-адмиралы (26 марта 1844 года) Анжу последовательно занимал должности: капитана над Кронштадтским портом (до 1859 года), непременного члена Морского учёного комитета (с 6 декабря 1849 года), председателя Временного комитета для составления нового портового регламента и в учреждённом при Морском министерстве комитете по составлению положения о призах; директора департамента корабельных лесов (с 19 января 1855 года по 1 января 1860 года) и члена совета Министерства государственных имуществ (с 1 января 1860 года по 12 октября 1869 года). Анжу состоял, кроме того, почётным членом Морского учёного комитета.

В 1866 году Анжу стал  адмиралом.

12 октября 1869 года П.Ф. Анжу скончался в возрасте 74 лет.

Контр-адмирал Кирилл Тулин и потомок адмирала Петра Анжу Кирилл Шалахин. Фото: Татьяна Николаева (РГО)

По материалам портала «Маяк Арктики».

 

Наталья Дзе: моя книга соткана из любви к Северу и Чукотке.

С 23 по 25 августа 2024 г. в Северной столице при поддержке Комитета Санкт-Петербурга по делам Арктики планируется Арктический салон. Он на территории Петропавловской крепости.
В рамках салона состоится презентация книги Натальи Дзе «Приключения лиса Стёпы и его друзей на Крайнем Севере». Мероприятие пройдет в субботу, 24 августа, в 12-00.
Наталья Дзе выросла на Чукотке. Именно там происходит действие ее книги. Ее главный герой — игрушечный лисенок, который отправился в трудное и опасное путешествие по тундре. Там он познакомился с ее обитателями — различными животными и злым духом келе. Мы поговорили с писательницей о ее детстве в далеком городе Певеке, чукотской мифологии и истории создания книги.
Расскажите, пожалуйста, о работе над этой книгой — «Приключения лиса Стёпы и его друзей». Как родилась идея?

Я вообще не представляла себя детским автором, писала прозу для взрослых — короткие рассказы, публиковалась в сборниках и журналах. Как‑то была на отдыхе и перечитывала «Территорию» Олега Куваева и подумала, а почему до сих пор нет детской сказочной книги про Крайний Север — чтобы приключения, геологи, золото, дорога, снег, чукчи, шаманы, белые медведи и так далее? Я вот неплохо знаю эти места, может, попробовать? И сразу же стали рождаться герои, я записала их в «заметки» телефона. Но к книге приступила только спустя полгода. Так вышло. Первые пять глав я отправила своей подруге, литературному редактору Татьяне Смирновой (тоже выросшей на Севере, в Мурманске), зная, что она о-о-очень строгий редактор, и точно скажет — годится текст или нет. Тане очень понравилось: и герои, и сама история, и то, что это Север. Она очень поддерживала меня во время написания книги и считала, что эта рукопись просто обязана увидеть свет.

Дзе Наталья
Наталья Дзе

Мир этой книги довольно необычный для отечественной детской литературы — крайний Север. Вы тоже родились и выросли на Чукотке. Какие ваши детские впечатления, ощущения вошли в эту историю?

Да, я родилась и выросла на Чукотке, в городе Певеке — это самый северный город России. Из детских воспоминаний, вошедших в книгу — описание квартиры, где жил лис Степа — это наша оставленная квартира — «однушка» на улице Обручева, 13, где я прожила с родителями с года до пятнадцати лет, сильный ураганный ветер «южак» — когда отменяли школу и садики. Тюлени, которые приплывали к берегу, белые медведи, иногда приходившие в город, евражки, стоящие в тундре «столбиком». Затонувший корабль «Октавиус» родился из старого катера, стоявшего у нас на берегу, мы там играли и ловили с него рыб‑«бычков». Злой дух «келе», что есть в книге — тот, кого я боялась в детстве, мне казалось, он же наш, чукотский, значит, ходит где‑то рядом (не то что Баба Яга — она же в лесу, а на Чукотке леса нет, что её бояться —то? Она где‑то далеко). Заброшенный поселок Валькумей — это реальный поселок недалеко от Певека, сейчас он, действительно, заброшен, но во времена моего детства это был процветающий благоустроенный посёлок с прекрасной инфраструктурой, и мы туда ездили на автобусе к маминой подруге в гости. Мне кажется, вся моя книга соткана из моих детских впечатлений, из любви к Северу и Чукотке.

Помните ли вы свои детские игрушки? Может быть, кто‑то из них стал прототипом героев книги?

У лиса Стёпы есть условный прототип, и может даже прототипы, только это довольно грустная история. В шесть лет я уронила «под дом», за плиту, маленького резинового жёлтого мишку (которого, к слову, дала мне подруга на «поиграть»). На Чукотке дома стоят на сваях — так как вечная мерзлота диктует свои особенности строительства. Нижняя часть дома обычно зашивалась бетонными плитами, которые иногда образовывали щели. В общем, мишку я уронила, и потом долго шарила рукой там, в прощелине снизу, пытаясь его найти. Но, к сожалению, не смогла. Прошла значительная часть моей жизни, дома этого уже нет, его снесли, и территория принадлежит морскому порту, а мне всё кажется, что тот резиновый мишка лежит где‑то в вечной мерзлоте и ждёт меня.

Что касается остальных моих разных игрушек из детства, то я, кажется, помню почти всех и даже по именам. Часть из них приехали на Большую землю, когда мои родители уезжали из Певека. Но часть старых и особенно мелких — остались там. Контейнер с вещами собирал отчим — он брал только самое необходимое и не очень старое, чтобы не было перевеса. Я тогда училась в Москве в университете и не могла проконтролировать. Таким образом, в квартире остались брошены какие‑то игрушки и старые книги. К сожалению. Поэтому, условно, они все прототипы Стёпы.

Определённое место в книге отведено чукотской мифологии. Вы как‑то специально изучали эту тему?

Нет, не изучала специально. Просто использовала тот багаж, который был с детства. Единственное — я побольше почитала про келе, и узнала, что есть ещё водный злой дух — Анкы‑ келе, это была интересная находка, и я использовала это во второй книге про лиса Стёпу.

Как складывалась работа с иллюстратором книги, Викторией Чаловой? Так ли вы представляли героев книги, когда работали над ней?

Викторию я нашла сама, на сайте иллюстраторов. И она сразу точно попала с образом главного героя — лиса Стёпы. Дальше мы работали уже рука об руку, в постоянном контакте: иногда героя создавала Виктория, иногда я давала подробное и чёткое описание — как должен выглядеть тот или иной герой. То же самое и относительно природы и иных локаций — тундру мы рисовали с фотографий, которые я нашла в сети. Заброшенный Валькумей, каменные фигуры людей — кекуры, морской порт — всё это тоже по фотографиям из сети. Работать с Викой было очень комфортно, она профессионал, и очень добрый, контактный, порядочный человек. В 2023 году мы развиртуализировались и встретились в оффлайне, я была в её городе Волгограде, а она потом приезжала в Петербург. Мне кажется, мы не просто партнёры — коллеги по книге, а теперь уже и друзья.

Что вас вдохновляет больше всего?

Свобода. Любовь и поддержка близких людей.

Что самое важное для детского писателя?

Честность, доброта, смелость, терпение — для любого писателя. А для детского — ещё и любовь к приключениям и открытиям.

По материалам издательства «АСТ».

Игорь Пузырев. Вертлявая ворга в щебнях. Рассказ

 

Пурга — не пурга,

Если приехал — нашел,

Если не приехал — найдут.

 

Снегоход, медленно повалившись на правый бок, перекатился по склону. Новенький «Linx», специально созданный преодолевать адово зимнее бездорожье. Я соскочил с него чуть раньше, не пристегнувшись ремнями безопасности, предугадав возможность оверкиля. Кум не покидал капитанский мостик до конца, держась в борьбе за руль. Так и вдавился в снег, мелькнув к небу широченной гусеницей. Я заголосил незамедлительно. Серега ведь уже не такой новый, как снегоход. Из-за вымытого долгими годами кальция из костей он мог нынешний кульбит неправильно воспринять.

Он лежал тихонечко. Директор предприятия. В кричащем новизной и фирменностью красном зимнем костюме. Машина остановилась с отломанным ветровым стеклом, бурча не заглохшим двигателем, сделав один, но важный переворот. Местные мужики не заметили нашего конфуза, так неслись впереди. На этом склоне их караван, из снегохода и двух волокуш, просто взлетел как с палубы авианосца. Из вторых саней вывалилась собака, и на метр в воздух ушло колесо R15 с вытертым протектором, на котором восседал Андрюха. Андрюха — рыжий проныра из местной кочегарки, поехавший с нами для выгула на чистом воздухе. Вкушать жидкости он не имел более сил. И средств. Этот удержался за родную воздушную твердь, и рухнул обратно в корыто. Собака же кубарем катилась за снегоходом на короткой веревочной вязке. Видимо, ей было не привыкать, и, поймав ногами наст, она юрко сиганула на место. Буднично так у них вышло.

Серега встал нетвердо и потянулся к рулю. Я набрал воздуха, готовясь голосить и далее, сколько подобает в таких тяжелых случаях, думая: «Сейчас доберется в коматозе — и все, конец, свалится». Но он покряхтел чуть и, поправив волокушу, полез в седло. Зверь!

Перед выездом из поселка, когда Андрюха радостно и честно приволок пятилитровую канистру спирта, кум, угрожая отъездом домой, отказался в нее верить. Из жалости, но бесцеремонно отлил нам мизерную поллитровку, остальное же оставил в гараже. Мы, трое заинтересованных, забегали под заборами и сараями в поисках пустой бутылки пошире, но ее не нашли. Пригорюнились, было, ощущая глупость открытости людской, но, плюнув, бодро весь путь прикладывались в фляжкам-баклажкам-кружкам, уничтожая запасы того, что привезено мной из большого города.

Вот и думай на трезвом кумовом месте водителя-снегоходчика: чтобы не пасть низко, с чем надо ехать внутри себя?

Прошлогодняя наша изба, в ста тридцати километрах от жилья, в этот раз была лишь транзитной. Нам дальше теперь. Здесь лишь первая ночевка. С маленькой рыбалкой. С совсем маленькой, потому что не клевало почти. Изба та же, мы те же. Всё в порядке. Местные бодро заняли лучшие нары, нам достались подальше от печки, и нижние — более холодные. Теплый воздух обычно сверху. Так гласит физика. Мы, получается, снизу. Так гласят местные.

В первую же ночь я решил всё узнать про оленеводство. Совсем всё. Вовка — наш старший проводник, семнадцать лет пас здесь оленей. Поэтому должен был за две последние бутылки водки передать мне весь накопленный поколениями опыт. Я спрашивал обо всем и сразу, перебивая сам себя и записывая самое важное в специальную писательскую книжицу. Интересовался порою неожиданно и нудно, но зато часто подливая в чарки. Он отвечал на любые вопросы. Просто, незатейливо. Странички бегло заполнялись мелким неразборчиво-водошным почерком. К середине ночи я узнал почти всё об оленях и их пастьбе. То, что не легло в голову, записалось навеки в книжицу. Напитки кончились, налобные фонарики погасли — всё, пускайте стада оленей, я готов. Пополз на свои холодные нары. Утро.

Поправить голову посчитал неприличным. Отпился растворимым кофе. Открыл конспект — укрепиться в глубоком знании. Из всего написанного ранее во всенощном мраке, прочитать смог лишь: «Боковой» — олень, пристегнутый сбоку. Вот как! То, что сбоку пристегнут именно боковой олень, догадаться, конечно же, почти невозможно самому, стоило записать. Остальное совершенно неразборчиво. Закрыл и убрал подальше. Навсегда.

Собрали пожитки, увязались, навели порядок, тронулись дальше на восток. Еще пятьдесят километров. До следующей будки. Они все в тундре одинаковые, а появляются всегда неожиданно. Едешь — едешь, всё пустота в глазах. Вдруг — раз за пригорком, труба из снега торчит, и туалет полузанесенный дощатый расставился. Значит дома, дошли. Дверь в избу не открыть — занесена снегом изнутри, но вся погрызена до дыры. Росомаха. Так и есть, перетерла все оставленные в прихожей оленьи шкуры. Разделив: мездра тонко сгрызена в себя, мех — клоками по полу. Пустыня, торопиться поганице незачем, на всё времени хватает.

 

Пока мы с кумом выгружались – хорошие нары снова закончились. Проезжая перед этим по льду большой воды, удовины (удочки. – ред.) присунули в нее. Так что на большую уху красных голов рыбьих с жирными плавниками, да щук несколько уже есть. И она — последняя пластиковая бутылочка из-под «Боржоми» чистого, неимоверно прекрасного своей окончательностью спирта. Хоть уха не будет испорчена, не пустая пойдет. Хороший вечер. Как верно пасти северных оленей — всё менее хочется знать. Пусть сами пока побродят, ягель какой найдут – тот и копытят, спариваясь с удовольствием и без меры. Зато мы играли в карты, принадлежащие будке. Карты замурзанные, с отвалившимися углами, разноцветные из разных колод. На древних костях домино, висящих тут же в мешочке, от старости не было видно беленьких точечек, указывающих номинал. Поэтому карты.

Удалось заснуть не дураком. Хотя это как посмотреть с моих нижних-то нар. Андрюхе, переживающему за оставленную канистру, не лежалось. Он безутешно топил печь, которая стала сродни мартеновской. Сырая, вчера напиленная у реки железной крепости тундровая береза плавилась, рыдая и завывая в трубе. Обитатели медленно выползали из спальников, потом из вторых штанов, затем из первых. К утру крепко щелкали зубами от холода, так как Андрюха всё же когда-то уснул, наевшись щучьих голов досыта.

«Долгая дорога в дюнах». Здесь бы это звучало как «вертлявая ворга (набитая снегоходная дорога. – ред.) в щебнях». Поднялись на каменную гору, петляя. Сердчишко что-то зажало. Тревога далекая в груди завязалась. Подумалось, аптечка-то у меня огромная, а вот от сердчишка и нет ничего. Оно же не болело никогда. Слышу, если хоть что-то сейчас не сделаю или поступлю неправильно — то внутри самое важное перестанет работать. Работать как раньше — незаметно от меня, но во мне. Как механизм встанет. Я взял себя в руки, начал не хотеть умирать именно сейчас, и тут понял, как это могут делать люди говорящие: «Сейчас я ухожу». Остановить жизнь добровольно, просто приняв решение. Куму кричу вперед через его плечо, мол, если упаду на ходу, то это сердце, наверное.

Ну, а что же еще здесь вот, сверху, во мне может быть. Душа разве? Может и она. Забеспокоилась что-то, забилась. Слева вижу несколько сейдов (Сейд – культовое место для поклонения местным богам и общением с предками у саамов. Сложенные в вертикальной плоскости камни. – ред). Мхом мелким красноватым затянуты, выложены загадочно. Поземку низовую режут камни, как корабли воду. Снег по сторонам стенами волн уходит. Пошел фотографировать, хоть и пурга заметает. Поговорю с ними, может и душу отпустит. И сжимать не станет. Помолчал с камнями, подержался за них холодных, губами свое пошевелил. Вот и дальше дорога мимо пирамид тех побежала-поехала. Ничего вроде стало, полегче.

Олени нарты могут зимой километров шестьдесят-восемьдесят за день тянуть. Летом только до двадцати. Снегоход сколько хочешь бежит, пока бензин и силы рулить есть. Вот и катимся каждый день в разные стороны. Озера огромные, что рваными портянками по всем лощинам заливами узкими да глубокими распластались. Короткими салмами соединяются в одну жизнь. Проскочил сто метров вдоль порожистой протоки, и ты в другом уже озере, а вон там и следующее. Рыбы огромные под нами собрались, как всегда. За руку как схватит, удочка в которой зажата, так хоть за ней под лед — еле держишь. Леска трещит, рыба круги нарезает на коротком поводке, никак в лунку не завести. Вот вода наверх пошла — попала значится морда в створ, пошла рыба кверху. Кто там? Широко и туго головой трясет — зубастая щука рябенька, часто и мощно дергает — красномясая кумжа пятнистая. Выходи сюда, мы, собственно, за тобой!

День, хоть один, но выдался теплее других. Не очень дуло, поземка наконец-то улеглась. Куропатки вылезли отовсюду побродить на редких проплешинах прошлогодних ягодников, да почек поклевать березовых. Они бегали среди каменьев и кочек, парами и целыми стаями. Издавали свои неподдающиеся описанию звуки, которым нет человеческого слова. Пяток штук попросилось к нам в шулюм (мясная похлебка, сваренная на огне. – ред). Почему в шулюм – не ведаю, его вроде совсем не здесь готовят. Но и тут он же, Вовка так сказал. У меня тюбетейка вязаная для антуража имеется. В каждую тушку заботливо заложено сердечко и вычищенный желудок. Маленькие животные, но шибко вкусные жирным темным наваром. Пропиталась вкусом дичины и картошка, да и вся изба. На печке стоит, вытамливается. Странно: грудь большая у куропатки, а ножки тоненькие, хотя ведь больше бегает, чем летает. Завтра съедим их вместе с этим парадоксом. Утром.

Люди севера не умеют ловить рыбу на удочку. А зачем? Сети тогда им для чего? Спрятались от пурги за снегоходом, сани боком от ветра выставили, брезентом прикрылись. Болтают, лески беспорядочно руками дергают. Бесцельно. Андрюха, просясь в тундру, как отрезал: «Что поймаю — мое!»

Так и не поймал ничего, хотя сидел сколько смог. Если им становилось совсем уж скучно, то ложились на лед, в лунку глядели, пытаясь понять, отчего нет клева. Рыба-то хоть проплывает там или нет? Сдаваясь, спрашивали: «Сами-то до будки доберетесь, следы ведь вроде снегоходные видно?» И уезжали. По хозяйству, рыбу почистить, да мало ли что там еще. Ну, а мы с Серегой до упора. Ехали же за этим именно делом.

Самая белая в тундре, собственно, она и есть. Снегом своим, летящим каждый день, в свою сторону шипя поземком. Кажется, что отсюда он никуда не девается, носится с места на место ветром, а нового с небес не сыплется. Весна же по календарю. Куропатки вон тоже белые, но предательские черненькие головки, до пара перьев под хвостом, не дают им потеряться в глазах полярной совы. Она-то как раз самая белая после снега и есть. Машет куда-то широченными крыльями прямо днем. Видит значит все-таки на свету, или не боится — здесь врезаться не во что. Песец вовсе не белый. На пальто и шубах он кажется таковым, а здесь побежал с нашего путика желтым пятном. Не оглядываясь. Эх, собаку за ним пустить, пусть воротник нашим женкам бы догнала.

— Не догонит, — говорит Андрюха, — у собаки хоть и ноги длиннее, но она на них сидит возле будки месяцами, а этот носится изо дня в день. Тренируется.

Лаечий кобель Бой, полутора лет от роду, неделю жил на улице. И всю предыдущую жизнь тоже. Но так как я этого не видел, казалось, что он герой, когда всю метельную ночь лежит с подветренной стороны будки, наполовину присыпанный снегом. Он, роскошного черно-белого окраса, потом вывалялся в коричневом веществе. Ему было здорово! Наверное, не хватало витаминов. Впервые Бой понюхал меня в четыре месяца от роду, когда возле него валялась обглоданная оленья нога с копытом и кусок растрепанной медвежьей шкуры. Охотник, он учился знать будущую добычу. Нынче же, встретившись уже в третьем путешествии, собака думала, что я ее очень большой друг. Следующий, после хозяина. Пес постоянно на льду подбегал ко мне поиграть, поваляться, покусаться. Хороший, только зачем он мне такой теперь друг, весь вот в этом расчудесном аромате! Но Бой не знал моих мыслей, делился всеми своими радостями, вытираясь честно и открыто, о куртку и штаны. Скоро мы все там были равны на льду. Благоухали одинаково. Клев рыбы стал получше.

 

В будке нам жилось как в коммуне. Каждый что-то нес, кого-то чистил, варил, добывал. Все на равных. Ни господ, ни тебе товарищей. На второй день мы поглядели ногу кума, он дюже хромал после кувырков. Конечность Сергея была плоха, как на плакатах в больнице. Она и раньше мне никогда не нравилась, а тут раздулась подушкой, частями посинела почему-то с разных сторон. Я бегло прикинул, «на глазок», по куда рубить, если что, но тем не менее очень похвалил прогресс восстановления тканей. Сделал йодную сетку в отсутствие других медикаментов. Все одобрительно загудели: «Йодная сетка, да! Ты врач, Виталич».

Виталичем я стал почти сразу. Андрюха так меня зачем-то позвал. Я упрямо не откликнулся, он еще позвал, а затем и снова. Мне подумалось, что какая разница, ведь понимаю — это меня зовут. И вот повернулся к нему. Кум, спасая имя мое, громко и демонстративно проговорил многократно «Иваныч», но Андрюхе этого было не понять. Вот Виталич и нашелся с тех пор. Не жалко. Сути-то это не меняет.

Мимо сейдов проезжать стало легче. Душа улеглась, сердце успокоилось. Сергей называл их — сельди. Не верит, знать, в глубину и мощь тундровых знаков. Ну и ладно. Его снегоход разогнался на одном из озер до ста восьмидесяти с чем-то километров. И это еще с больной ногой. Они очень нравятся друг другу.

Сны в тундре есть. Они живут в будках под нарами, никуда не разбегаясь годами. У меня есть один из старого. Он был и в прошлый раз, только сейчас с временными нюансами. Год ведь прошел, и те растения, что в прошлом цвели, сейчас догнивали своими фруктами в ящиках. В моей деревне под Тихвином. Ключевым моментом этого сна был приезд моей жены Татьяны в деревню с мужем. Меня не смутило, что муж — это не я. Он к тому же должен был уехать наутро, и как бы все в норме дальше. И много чего еще из прошлого года. До мелочей и тонких штрихов. В положенном месте я опять проснулся. Серега свои сны не помнит, он так говорит. Но мы-то их очень даже знаем, содрогаясь.

Он, как и в прошлый год, снова завыл волком на всю избу.  Поначалу тихо, потом надежнее. Все напряглись. Местные подумали на меня, я на них. Подняли головы. Серега! Тот еще громче завыл и зарычал. Стало тоскливо и зябко под ложечкой. Полярные волки ростом с быка оленя, а весом и того больше. Я постучал кружкой по столу — не помогает. Позвал его по имени.

— Да, Иваныч! У-у-у-у-у-у… Р-р-р…

О как! Значит я там. Внутри сна! Мужики сказали важное, что выводить оттуда надо аккуратно, чтобы чего не стряхнулось в голове. Тогда я потряс за ногу. Кум поднял голову и улыбнулся. Потом он быстро заснул, вновь продолжать видеть незапоминающееся.

А я нет. Лежу в темноте. Сейды. Куйва (Мифологический великан из Ловозерских тундр. Защитник-покровитель саамов. Приравнивается к божеству. – ред.) Центральная пустая тундра. Безлесая голым камнем. Рыбная.

Мужики в полутьме на шкурах. На хороших осенних оленьих шкурах, крепко выскобленных и мягких от этого, не трясущих из себя выпавший, седой с коричневым мех.  Им ничего видеть не надо. Их всё вокруг. Не боясь ночного холода, в желтом свете керосинки в сторону от располированных годами досок нар, торчит растоптанная годами нога пастуха. Вовка не знает Куйву. Не произносит его вслух. Тут он более дома, чем дома. Он сам — Куйва и есть. Своей жизнью, местом, назначением. Снежно ли будет, поплывут ли ручьи, полетит ли мошка — ничто не важно. Спички, чайник с кружкой, нож, шкура, сухари и чай. Тогда всё будет хорошо. С ним. С теми, кто с ним.

…Выйдя за дверь по-важному в ту первую ночь постижения главного оленьего дела, я прикрылся спиной от ветра, секущего щеку поземкой из-за угла. Поежился в большой и бесконечной темноте, побыстрее забежав в покойное стоячее полутепло будки.

— Так я тебе всё про оленей и расскажу, — пробубнил хмельной Вовка, без злобы провожая на холод мою суетливую спину.

Подчерпнул макарон с тушенкой из хирваса (хирвас – лось, саамск. – ред.) с луком, замахнул очередной глоток из железной кружки, ловко держа ее вечно мерзнущим обрубком указательного пальца, отрубленного топором в далекий день Праздника Севера….

Спирт в гараже нашел в первый же день отец Вовки. Наше возвращение в домик встретил пустой канистрой, мутным запахом перегара и тулупом, валяющимся на шкурах в углу. Отец жил подле канистры всю неделю. Безвылазно и честно. Нечленораздельно, на оленьем языке попросил двести рублей. Я, после вовкиных уроков, хорошо говорю на оленьем, со второго раза понял, что от меня требуется. Андрюхиному здоровью ничто больше не угрожало, он мог теперь с чистой головой и совестью топить свою мазутную кочегарку, покрывая черным слоем гари снег вокруг поселка. Кум положил ногу в машину, а второй порулил домой. Я сидел рядом, провожая глазами горные шапки Ловозерских тундр. Молчал, укладывая среди головы полученное. Вовка следующим же утром обратно в тундру — медведи встали из спячки, стрелять их пора, а то они за оленей примутся.

Весна идет, хоть и поздняя. Олени, кусками большими и не очень, потянулись из леса к тундре. Их сгоняют к коралям (кораль – ограждение типа «загон» для оленей, часто длиной в десятки километров. – ред.) пастухи, выхватывая из стада ездовых быков. Одних — ловким нярталой-арканом, (аркан для отлова оленей. – ред.) других, подсаженных на хлеб — большой горбушкой. Отшибают рога тем, кто не сбросил их сам, чтобы не побили друг друга при езде. Настраивают езжала, достают отполированные временем длинные и легкие хореи. Штопают малицы. Поправляют и запрягают сани, ставя передовым сильного проверенного пелея (пелей – самый сильный, объезженный, понимающий свое дело бык, тащит за собой остальных в упряжке. – ред.). Оживает тундра. Съедает незаходящее солнце зимние, набитые снегоходами ворги, обнажая замшелые россыпи щебней, под приглядом строгих и суровых сейдов.

Весна на север, хоть и поздняя. Мы домой на юг, хоть ненадолго.

Константин Товескин. Полярникам

Полярникам

 

Но для всех нас единственным возможным выходом из всех самых сложных ситуаций был только один – идти вперёд, что мы и старались делать.

 В. Боярский. Семь месяцев бесконечности

 

 

 

Где стрельба,

где салюты…

Где потопы,

где шоу –

Мир оширшил

от дрожи,

Породнился

с войной.

Бьют в глаза города

нам неоном

дешевым

И так многие,

видно,

не дружны с головой.

И в бушующем море

решили собраться

Те, кто глотки

арктическим ветром

обжёг,

На дрейфующей льдине

полярного братства

И за здравие выпить,

и «на посошок»!

Те, кто плавил снега

безрассудною волей

Кто из трещин тянул

и себя, и собак,

Понимать эту жизнь

и свободен и волен

Лишь

по сердцу,

по совести и –

только так!

Ваши слёзы

на «щёк кирпичи»

примерзали

Снег палатки съедал,

но выплёвывал вас…

Вы давно

лаконично

всё миру сказали,

Видев смерть

не единожды –

в профиль

и в фас.

Пусть лоскутны

от времени –

флаги и мысли,

Память вновь

собирает

вас в свой экипаж.

И не гаснут

в глазах

и в сердцах буйных

искры.

Север помнит.

И всё ещё –

искренне ваш.

 

…Мне мечталось о многом,

но сегодня

я понял:

Север

малой снежинкой

меня чиркнул уже –

И хотя

я совсем

не полярник по крови,

Я немного –

на искру –

Полярник

в душе!

 

Константин Товескин. Омск

 

 

Ленинградский (Санкт-Петербургский) клуб полярников поздравляет с Днем Победы!

Ленинградские /петербургские полярники поздравляют с Днем Победы!

Всем здоровья и скорейшего мирного неба над головой!

https://youtu.be/fPwtRjfnX20?feature=shared

Автор стихов и музыки — члено Клуба полярников Александр Бураков.

Клуб полярников поддержал соревнования боксеров в Поморье

С 19 по 21 апреля 2024 года в Северодвинске прошел XXXVI турнир памяти основателей школы бокса города корабелов Валерия Николаевича Власова и Владимира Александровича Чаплинского. В рамках турнира состоялся чемпионат Архангельской области по боксу среди боксеров 19-40 лет. Соревнования прошли в трех возрастных категориях: старшие юноши, юниоры и взрослые.

Почетными гостями и одновременно членами Главной судейской коллегии соревнований традиционно стали заслуженные мастера спорта Александр Артемьев и Игорь Ружников. В ходе состязаний прошел премьерный показ документального фильма об истории бокса в Северодвинске.

Лучшим боксером турнира признан Андрей Жуков.

Приз «За волю к победе» памяти воина-интернационалиста Вадим Солодова получил Ярослав Абдулов.

Кубком памяти Владимира Чаплинского за победу в весовой категории до 75 кг награжден мастер спорта России Лев Черевко.

Приза «За преданность северодвинскому боксу» удостоился главный судья соревнований судья международной категории Сергей Филимонов;

Лучшим тренером турнира назван Юрий Никонов, он награжден Кубком Валерия Власова.

Лучшими судьями соревнований названы судья всероссийской категории Сергей Ляшко и судья  республиканской категории Игорь Борисов.

Организаторы благодарят за помощь в проведении турнира Санкт-Петербургский клуб полярников и компанию «Марвел-Дистрибуция» (бренд FPlus).