Сергей Тюленев. Белый медведь, однако совсем белый. Рассказ

 

 Морозы той зимой стояли знатные. Кочегарки и домашние печки поднимали в небо клубы дыма. Посёлок Угольные Копи, обвешанный заиндевелыми, в колючем инее проводами, изо всех сил пытался согреться, съедая в своих топках дрова и уголь.

Утро началось для жителей посёлка как обычно. Шахтёры шли на смену, школьники и учителя из-за мороза остались дома, служащие контор созванивались с начальством в надежде получить актированный день и ещё поваляться в кровати под тёплым одеялом.

Директор шахты «Анадырская», немолодой, уже грузный человек, с самого утра ругался в своём рабочем кабинете с горным инженером из-за плохой вентиляции четвёртой штольни и нарушения графиков замеров содержания газа в забое.

Неожиданно дверь его кабинета распахнулась, и посередине комнаты встал завхоз. Он размахивал руками и безуспешно пытался извлечь из себя какие-то звуки, словно немой, хватающий губами воздух.

— Холера тебя побери! Что ты, как камбала оглушённая, глаза выпучил и ни мычишь, ни телишься?

— Я… сейчас… отдышусь только! Беда у нас… Коровник!..

— Твою мать, я так и знал! — Директор хлопнул ладонью по столу. — Сгорел, небось! Говорил ведь, сколько раз говорил: спалит сторож своими обедами да чаями сарай,и на тебе — дождались!

— Нет, Николай Иванович, — вместе с дыханием к завхозу стала возвращаться связная речь. — Всё намного хуже. Медведь, огромный белый медведь разворотил по брёвнышкам стену и перебил почти всех коров, а сторожа мы вообще найти не можем!

Директор поднялся с кресла, посмотрел на застывшего в недоумении инженера и произнёс:

— Откуда у нас белый медведь? Они сюда никогда не доходят! Это что, шутка какая-то?

— Какие уж тут шутки! Иваныч, там всё в крови, перегородки и комната отдыха переломаны, этот гад нескольким коровам брюхо да печень выел, наследил, где мог, и в сторону лимана подался.

— Печень, говоришь? — Директор поднял трубку телефона и набрал номер РОВД. — Дежурный! С шахты звонят. У нас ночью белый медведь коровник разломал, скот побил, а сторож пропал. Давайте выезжайте скорее, а то, не ровен час, эта громадина в посёлок вернётся и таких дров наломает, что ой-ё-ёй.

— Ясно, вызов принят. Нам нужно не меньше часа, чтобы добраться до вас, поэтому вы пока сами организуйтесь, поднимите охотников — и с оружием на улицу. Только без фанатизма и личного героизма! Помните: белый медведь в «Красной книге», его убивать нельзя.

— Слышали? — опуская трубку на аппарат, произнёс директор.

Присутствующие закивали.

— Давайте бегом, ищите всех, кто не на смене и с оружием, а я поеду, посмотрю, что эта животина натворила.

И вот еще что, — остановил он выбегающих из кабинета инженера и завхоза. — Панику не поднимайте, а то женщины узнают, вой поднимут, работу бросят и побегут подомам детей своих спасать.

— Есть не поднимать паники! — по-военному ответил инженер, закрывая за собой дверь.

Через пятнадцать минут директор шахты и водитель с монтировкой в руках стояли у развалин, которые ещё вчера были коровником. Холод уже сковал разодранных животных, тела их выглядели коряво и страшно. Огромные следы медвежьих лап, молчаливые собаки с поджатыми хвостами, бурые замёрзшие лужи крови красноречиво говорили о том, что смертельный пир, устроенный медведем, был ужасен.

— Не знаешь, кто тут у нас в коровнике сторожем был?

Водитель молча пожал плечами и, осторожно обходя тела животных, двинулся в глубь помещения.

— Ну, что там? — выкрикнул директор, понимая, что сам внутрь зайти не отважится.

— Труба дело! Медведь их просто так убивал, из охотничьего азарта или инстинкта какого. Видно, что он им лапой черепа раскалывал. Такая силища, даже представить невозможно! Тут, в уголочке, две молоденькие тёлочки живые остались. Дрожат, бедные, не то от страха, не то от холода.

— А что, сторожа не видно нигде? Может, он его тоже того, лапой забил?..

— Нет, Николай Иванович, ничего похожего на человеческие останки. Более того, в каптёрке на столе пустая коробка из-под патронов. Думается мне, он их по карманам распихивал, значит, стрелять собирался.

— Слава Богу. Может, где спрятался, горемыка…

Звук приближающегося вездехода отвлёк их от разговора, и вскоре из-за угла коровника выехал ГТТ с охотниками, сидящими прямо на кузове.

— Мужики! — выкрикнул директор, как только они остановились. — Пусть кто-то один останется с нами, а остальные — давайте по медвежьим следам и посмотрите, куда эта зараза направилась! Когда обнаружите, свяжитесь со мной по рации. Без надобности не убивайте! Понятно?

— Сделаем! Не волнуйся, Иваныч, всё будет тип-топ.

Зверина, что детей наших парного молока лишила, далеко от нас не уйдёт.

Вездеход лязгнул гусеницами и, развернувшись на месте, рванул вперёд, поднимая снежную пыль. Молодой парень, спрыгивая на ходу, смешно приземлился в сугроб, упустив из рук карабин.

— Ну что, воин, — улыбнулся директор, — как звать-то величать тебя?

— Васей, — протяжно, по-сибирски произнёс охотник.

— И что, ты у нас на шахте работаешь?

— Да, год уж как.

— Хорошо. Иди, друг любезный, Вася, внутрь, там водитель мой. Может, ему помощь какая нужна. У нас, понимаешь, сторож пропал, куда делся — ума не приложу.

— Посмотреть это можно, чего не посмотреть, — так же протяжно и спокойно произнёс парень, уходя вглубь коровника.

Директор остался стоять в тишине. Редкие снежинки в полном безветрии парили в воздухе, мороз цеплял нос холодом, дым из труб, не рассыпаясь, уходил высоко вверх.

Решив немного согреться, директор стал ходить кругами и очень скоро заметил недалеко от бывшего главного входа предмет, очень похожий на приклад винтовки.

— Эй, мужики! — не решаясь самостоятельно вытащить оружие из снега, крикнул директор. Его воображение тут же нарисовало оторванную человеческую руку, сжимающую ствол.

Когда водитель и Вася оказались рядом, он молча указал пальцем на приклад и, отступив на шаг, придал лицу выражение брезгливости и испуга.

— Берданка!.. — произнёс молодой охотник, отряхивасая оружие от снега. — Из такой только по воробьям стрелять, — он поднёс её к лицу и с шумом потянул ноздрями воздух. — Да и не пользовались ей вовсе! Похоже, сторож бросил, когда ноги делал.

Звук приближающихся машин снова заставил всех замолчать и посмотреть на дорогу. Со стороны лимана прямо на коровник ехали два уазика и вездеход, бодро подпрыгивая на снежных ухабах.

— Начальство мчится! — произнёс водитель. — Во наделал шуму медведь! Даже партийные едут.

— Здравствуйте, товарищи! — сказал Глеб, выходя из машины. — Знакомьтесь, это начальник милиции и начальник погранотряда.

Присутствующие обменялись рукопожатиями, и Глеб продолжил:

— Мы подняли вертолёт, пограничники с собаками идут по следу, поэтому найти медведя — вопрос времени. Но совершенно не понятно, куда делся ваш сторож. Есть какие-то предположения?

— Берданка только! — Директор протянул оружие начальнику милиции. — Всё, что нам удалось найти, обследуя коровник.

— Не только, — неожиданно для всех перебил директора шахты Василий. — Следов ещё полно… И, судя по косолапости, этот сторож — чукча.

— Покажи, что за следы и куда они уходят. — Пограничник потянул молодого охотника за рукав.

— Да вот же, и подошва характерная из шкуры лахтака сделана. Вы все… — Василий поднял глаза на присутствующих, — в ботинках ходите, а тут торбаза чукотские. И, судя по тому, что его след поверх медвежьего, он живой и здоровый.

— Молодец, парень, — улыбаясь, произнёс пограничник. — Из охотников будешь?

— Да, потомственный. Дед и отец баргузинским соболем промышляли. А хотите… — В его голосе зазвучала мальчишеская гордость и бравада. — Я вам без собаки, по одним следам этого сторожа найду?

— Давай, действуй! — поддержал его азарт пограничник.

— Первый, первый, ответьте вертушке, — громко заработала рация в машине начальника погранотряда, — видим вашего мишку. Чешет, что ошпаренный.

— Вертушка, тут первый. — пограничник взял в руки переговорное устройство. — В каком направлении бежит медведь?

— В океан пошёл, удаляется от наших населённых пунктов. Похоже, на Аляску намылился.

— Вот засранец! — вырвалось ругательство у директора шахты. — Сожрал моих коров и к американцам подался. Прибить гада мало!

— Вертушка, — продолжил пограничник, — свяжитесь по рации с наземными группами и дайте всем отбой, преследовать медведя не нужно. Да и шахтёрский вездеход разверните, пусть все возвращаются.

— А это что за явление Христа народу по дороге с саночками идёт?!

Все оглянулись и посмотрели в сторону, куда указывал начальник милиции.

В камлейке, с топором в руке, переваливаясь с ноги на ногу, как старая утка, шёл чукча, щурясь настолько сильно, что казалось, он двигается с закрытыми глазами.

— Здравствуй, начальника! — обратился он ко всем присутствующим, низко опуская голову. — Однако, мишка белый, совсем белый мишка коров убил. Я ему говорил: «Уходи!», ружьё в него кидал, а он сильно голодный был, не слушался, однако.

— Что же ты не стрелял в него, если у тебя берданка была? — нервно выкрикнул директор шахты.

— Стрелять? Нельзя стрелять! Он — хозяин тундры, шаманы говорят — нельзя его жизнь забирать, беда придёт. Коров жалко, но убивать нельзя.

— А зачем ты тогда патроны из коробки доставал и по следам медвежьим кружил? — спросил Василий, вплотную подойдя к сторожу.

— Порох доставал, однако. Люди кругом, собаки, злить-сердить мишку будут, да и мяса много осталось. Он бы доедать вернулся, однако. Вы застрелите его, и духи тундры принесут беду.

— Дед, ты про порох, про порох говори, что ты о духах нам тут рассказываешь?

— А что говорить? Сами знаете, медведю нужно больно сделать, так, чтобы он назад никогда не вернулся. Я порох из патронов достал, посидел-подождал, пока он поест, злость выпустит, да и в глаза сыпанул.

— Ты хочешь сказать, что ты к нему без оружия приблизился и в глаза пороху бросил? — не унимался с вопросами молодой охотник.

— Да.

— Ничего себе! И как же это он на тебя не набросился и на месте не разорвал? — удивлённо произнёс пограничник.

— Э-э, почему он бросаться должен? Сытый, мяса вокруг полно, а порох — он сразу больно не делает. Он в глазах помалу колет зверю, а чем дальше, тем больнее и больнее. Рук-то у него нет, однако, а глаза чешутся — он и бежит к своему дому, откуда пришёл.

— Да, — многозначительно произнёс Глеб, — вот вам и сноровка со смекалкой! Медведю жизнь спас, на американские земли обратно прогнал, и ещё уверяет, что тот никогда сюда не вернётся.

— Точно говорю, не вернётся. Глаза долго болеть будут, пока он до открытой воды не дойдёт. А там нырнёт, поплавает, промоет и поймёт, что лучше ему у себя еду искать, чем ещё раз эту боль испытывать.

Глеб посмотрел на своих товарищей и улыбнулся. Следуя своему образу мышления, он бы попросту нажал на курок, находя оправдание в осознанной необходимости убийства животного, но старый чукча решил эту проблему по-своему.

— А топор-то тебе с саночками зачем? — продолжая улыбаться, спросил Глеб, опуская руку на плечо старика.

— Как же, столько мяса пропадает! Я, видите… — Он подошёл к одной из коровьих туш. — Еще когда они живы были, аккуратненько ножом артерии на шее проткнул и кровь спустил.

— Так это не медведь, а ты коровам столько крови выпустил? — понимая происходящее, тоже начал улыбаться директор шахты.

— Конечно! Неправильно это — чёрное мясо есть, а уж выбрасывать или собакам отдавать — совсем плохо будет. Поэтому как только мороз их брать начал, я за топором пошёл. Теперь туши порубить надо и, однако, на саночках на ледник отвести. Тут он сразу за коровником построен.

Глеб протянул чукче руку и крепко пожал его холодную, маленькую, сильно обветренную ладонь.

— Спасибо тебе, отец! Удивительные ты нам сегодня вещи поведал и много доброго сделал. За мясо, думаю, тебе директор особое спасибо скажет, а за науку прими от меня благодарность.

«Да… — думал он, усаживаясь в машину. — Как бы мне научиться такому мышлению и удивительной искренней доброте… И смеются над чукчами, и анекдоты про них сочиняют, а сами того не знают, что мудрость этого народа сохранила для нас природу Севера, а мне сегодня подарила возможность посмотреть на окружающий мир иначе…»

— Глеб Михайлович, куда едем, на работу или домой? — спросил водитель, трогаясь с места.

— В редакцию газеты «Советская Чукотка». Пусть напишут о простом стороже коровника, которому слышны духи его предков и подвластны белые, однако, совсем белые медведи.