Командир корабля ледовой авиационной разведки Владимир Михайлович Лебедев
Наш всепогодный корабль ледовой авиационной разведки седьмой час бороздил суровое арктическое небо. В этом полёте оно действительно было суровым. Низкая облачность и небольшая горизонтальная видимость сменялись плотным туманом. Сильный встречный ветер при смене галсов становился то боковым, то попутным, создавая лишние хлопоты в напряжённой работе штурмана. Время от времени воздушное судно попадало в зоны интенсивного обледенения, и это неприятно тревожило Владимира Михайловича Лебедева — командира воздушного судна. Полёт проходил на высоте сто метров с кратковременными снижениями до пятидесяти, ведь гидролог должен постоянно видеть море. Кусочки льда, срываясь с вращающихся пропеллеров, начинали беспокойно барабанить по фюзеляжу «ледовика». Тогда бортмеханик добавлял оборотов двигателям и менял шаг винтов, «жучки-моторы» ревели, самолёт встряхивался, как утка, вынырнувшая из воды, и, сбрасывая с себя корочку льда, неудержимо рвался вперёд.
Основное задание было уже выполнено. Дорога от острова Айон до устья реки Колымы для каравана из трёх судов была найдена. Карта с рекомендованным путём следования передана ледоколу по фототелеграфу. До окончательного завершения работы оставалось немного: развернуться у Медвежьих островов, пройти на северо-восток миль шестьдесят, и… венец всей работы — длиннющий контрольный галс домой в Певек. Контрольный галс необходим для проверки и уточнения возможных неточностей, возникающих при выполнении разведки в сложных метеоусловиях.
— А мы ведь к Земле Андреева повернули, — задумчиво сказал командир после выполнения разворота, когда машина уверенно взяла курс на северо-восток.
— Это не совсем так, — отозвался на слова командира первый гидролог и начальник оперативной группы Валерий Николаевич Купецкий, наблюдающий за льдами из блистера по левому борту самолёта.
Не прерывая работы, Валерий Николаевич — большой знаток истории Арктики — неторопливо начал рассказывать лётчикам о походах сержанта Степана Андреева в 1763—1764 годах XVIII века, об увиденной им с острова Четырёхстолбового синеве или черноте, о том, что ему удалось приблизиться к таинственной земле на двадцать вёрст. Однако из-за болезни каюра пришлось повернуть назад, так и не ступив на берег земли, к которой вёл след от полозьев чьих-то нарт. Позднее многие исследователи пытались найти таинственную землю, отправляясь на северо-восток от Медвежьих островов, но всех их ждала неудача. Сам Фердинанд Петрович Врангель — тот самый, что выступал против продажи Аляски Соединённым Штатам Америки, пройдя от Медвежьих островов к северу 150 верст, а к северо-востоку 250 верст и не обнаружив землю, мягко говоря, усомнился в добросовестности Степана Андреева. Справедливости ради надо сказать, что сержант оставил не совсем ясное описание увиденного. Валерий Николаевич почти дословно процитировал исторический документ:
— «… и взошед на верх оной горы… влево накосо севера в южную сторону или по-здешнему назвать к полуношнику едва с трудностию видеть синь синеет или какая чернь чернеет, в подленник об оном обстоятельно донести не имею — земля или полое место моря».
Карта походов лейтенанта Ф. П. Врангеля 1820—23 годах
— Прошли века и в середине нашего столетия профессору Зубову и капитану дальнего плавания Бадигину удалось правильно истолковать документы Андреева, — продолжал первый гидролог. — Они выяснили, что на севере Сибири в те далёкие времена под «полуношником» подразумевали северо-запад и тогда всё встало на свои места. «Синь» синела или какая «чернь» чернела именно на северо-западе и для уточнения, что это было на самом деле, сержант на следующий год отправился вторым своим походом к острову с современным названием Новая Сибирь.
— А Новую Сибирь правильней было бы называть Землёй Андреева, — закончил свой рассказ Валерий Николаевич.
— Ну вот. А я-то думал, что мы … — радист не успел закончить свою мысль.
— Командир, в двадцати километрах прямо по курсу что-то очень похожее на остров, — удивленно доложил вошедший в пилотскую кабину штурман. Он прекрасно знал, что в этой части моря никаких островов быть не должно.
Владимир Михайлович прильнул к тубусу своего радиолокатора.
— Набираем безопасную, — последовала команда.
Карта похода сержанта Степана Андреева по версии профессора Н. Н. Зубова и капитана дальнего плавания К. С. Бадигина
Внезапно туман закончился, темнота и серость остались позади, а машина ворвалась в совершенно другой мир — мир солнца, ослепительно-яркого дня и великолепной видимости. Вот тут-то все и увидели впереди огромное торосистое образование, своими очертаниями напоминающее холмистый остров. Холмы возвышались над окружающим их ледовым ландшафтом на десять-пятнадцать метров и по засветке на экране локатора занимали площадь радиусом десять-двенадцать морских миль. Это была одна из многочисленных стамух, образующихся в Восточно-Сибирском море зимой, вдоль кромки припая. Само по себе явление нередкое, но размеры этой стамухи были столь значительны, что даже Валерий Николаевич, гидролог с большим опытом наблюдений за льдами, вскинул удивлённо брови, а второй пилот даже тихонечко присвистнул. Глубины в месте обнаружения уникального творения природы превышали двадцать метров. И вся эта огромная масса льда плотно сидела на грунте. С подветренной стороны стамухи образовалось большое пространство чистой воды, и в этой природной гавани от сжатия льдов могла укрыться целая эскадра. Экипаж зачарованно смотрел на природный шедевр, но пришло время поворачивать домой и, послушный воле пилотов воздушный корабль, взял курс на Певек.
— А давайте её чьим-нибудь именем назовём, — неожиданно предложил штурман.
— Давайте, — откликнулся первый гидролог. — Стамуха Лебедева, например. Звучит?
На ледовой карте крупными, красивыми буквами под условным обозначением стамухи стояла подпись: «стамуха Лебедева»
Так с лёгкой руки Валерия Николаевича и получила стамуха имя нашего командира. Она пять лет служила хорошей «привязкой» для уточнения своего местоположения многим экипажам ледовой разведки при выполнении полётов в этом районе моря, а потом растаяла. Были в истории наблюдений за льдами и другие крупные ледяные образования, рождённые чудовищными сжатиями, возникающими зимой между припаем и плавучим морским льдом. Свои названия они получали по фамилии гидрологов, их обнаруживших, например, «стамуха Кудрявцева» или «стамуха Колпака».
А наш полёт закончился и, сидя в штурманской певекского аэропорта, Михалыч, глядя как гидрологи пишут донесение о выполненной разведке, весело пошутил:
— Ребята, вы почётче работайте, чтобы как у Андреева не получилось.
— Не бойся, Михалыч, твоё имя надёжно вошло в историю, — ответил второй гидролог и указал то место на ледовой карте, где крупными, красивыми, печатными буквами под условным обозначением стамухи стояла подпись: «стамуха Лебедева».
И все вокруг рассмеялись.
Об авторе: Сергей Спирин — полярный исследователь, литератор, призер Литературной премии имени Юрия Рытхэу.
С его произведениями можно ознакомиться вот здесь.
