Иван Спирин: Котлеты с бензином

 

«Оказывается, что на Северном полюсе аппетит у людей нисколько не хуже, чем в средних широтах. В истинности этого утверждения легко убедиться всякий, кто съездит туда» — рассказывал о своем опыте посещения первой дрейфующей станции «Северный полюс» летчик Иван Тимофеевич Спирин. В один из дней ему даже пришлось взять на себя обязанность дежурного повара, о чем он подробно поведал в своих воспоминаниях:

«Дежурному повару полагался «кухонный мужик». Я выбрал себе механика Петенина. Его хладнокровие и настойчивый нрав внушали мне доверие. «С ним как-нибудь вывернусь», — подумал я. То же самое, видимо, думал он и обо мне, и мы приступили к приготовлению обеда с таким видом, как будто всю жизнь только этим и занимались.

— Ну, что будем варить? – спросил я у своего подручного равнодушным голосом.

— А что хотите, — ответил он мне в тон и не стал наливать в примус бензин.

— Не сварить ли нам щи?

— Вчера были.

— Тогда, может быт, борщ украинский?

— Что борщ. Что щи – разница небольшая. Уж лучше суп какой-нибудь…

— А что хорошего в супе? — возразил я. — Просто вода. Его и есть никто не станет.

— Смотря какой суп и как сварить, — ответил механик и взглянул на меня, будто речь шла о предмете, изучению которого он посвятил всю свою жизнь.

Я заинтересовался и спросил с любопытством, как его варят, этот суп.

— Обыкновенно, — нисколько не смущаясь отвечал Петенин. — Взять мяса, картофеля, луку свежего…

Когда он дошел до сметаны, я не вытерпел:

— Хорошо, но одного супа мало, — спокойно прервал я его. — Тут, говорят, недалеко за торосами водятся замечательные куропатки. Ты б пошел, пострелял на второе…

Петенин озадаченно взглянул на меня и отвернулся. Затем мы оба расхохотались и принялись со вздохом изучать наши концентратные возможности. Это были все те же «борщи украинские», «щи» и «рагу», втиснутые в бумажные пакетики, коробочки и тюбики. Вдруг нам попался пакетик без этикетки. Мы встряхнули его. Там был неизвестный нам порошок розоватого цвета.

— Придется пойти к Папанину, — сказал заметно заинтригованный Петенин.

Но, легкий на помине, Папанин явился сам. Он как раз совершал свой обычный обход лагеря, высматривая, не найдется ли на самолетах чего-нибудь, что могло ему пригодиться после нашего отлета. Мы кинулись к нему с нашей находкой.

— Иван Дмитриевич, что это за зелье такое? — начал Петенин.

— Сам ты зелье, — обиделся Папанин. – Это куриный порошок, замечательная штука. Его приготовили в Институте питания по моему специальному заданию. Из такой банки можно сделать…

И, добравшись до любимой темы, Папанин начал вдохновенно вычислять, сколько калорий и настоящих живых кур может заменить эта банка и какие замечательные блюда можно из нее состряпать. Например, куриные котлеты…

Куриные котлеты? Мы загорелись.

— Вот это да! – закричал Петенин. – Это вам не борщ украинский. Всех перекроем!

И наспех расспросив Папанина о способе приготовления этого впервые обнаруженного на полюсе деликатеса, мы бодро принялись за дело.

Ответственный процесс смешения порошка водой взял на себя Петенин. Он священнодействовал при этом с таким видом, как будто ожидал получить из этой смеси по крайней мере сплав золота с серебром. «Разделку» фарша он доверил мне. Я благополучно справился с этой сложной задачей, и вскоре плоды нашего творчества весело шипели на огромной сковородке в виде аппетитных куриных котлет.

Но любоваться этим зрелищем пришлось недолго. Наши котлеты повели себя крайне таинственно. Они вдруг разбухли, расползлись и, слившись воедино, превратились в странную жидкую кашу. Мы в ужасе смотрели на эту метаморфозу.

— Тут что-то не так, — наконец очнулся я и испытующе посмотрел на явно растерявшегося Петенина. Он молча изучал последствия катастрофы, глубокомысленно ковыряя содержимое сковороды ножом.

— Ну, что там, — прервал я его философское занятие. – Забыл чего-нибудь положить?

— Сухари, — мрачно буркнул он в ответ. – Я забыл про сухари.

Сухарей у нас не было. Пришлось натолочь их из галет. Мы уселись друг против друга и принялись очень усердно колотить молотком по галетам, когда нам взбрело на ум связаться с злополучными котлетами. Наконец сухари были готовы. Теперь обнаружилось, что ни я, ни Петенин не знаем, что собственно надлежит с ними делать. Мы рассудили, что правильней всего будет всыпать их в останки погибших котлет. Расчет оказался верным: мясная каша загустела, но… Новые котлеты развалились на сковороде еще быстрее прежних.

Дело принимало угрожающий оборот. Время обеда приближалось, а мы беспомощно созерцали бешено клокотавшее котлетное месиво, кляня капризы кулинарного искусства, перед которым даже тайны черной магии казались простыми и понятными, как азбука.

За эти занятием застал нас «сам» Бабушкин, прославившейся в экспедиции как единственный достойный конкурент Папанина по части кухонных дел. Он брезгливо заглянул в сковородку и, выдержав томительную паузу, уничтожающе произнес:

— Учиться надо, молодые люди. Котлеты надо раньше обваливать в сухарях, а потом уж жарить…

И, как доктор, которому не заплатили за визит, он удалился, не произнеся больше ни одно слова.

Мы снова, в третий раз, принялись за уже ненавистные нам котлеты. На этот раз мы погрузили их на сковороду с твердым намерением вышвырнуть вон в случае неудачи. Но «старик» Бабушкин оказался прав. Критический срок истек, а котлеты прочно держались на сковороде, аккуратные и массивные, словно выпиленные из дерева.

Мы были спасены и, облегченно вздохнув, с наслаждением закурили поодаль от примуса.

Вдруг мой подручный застыл с недотянутой до рта папиросой, затем отчаянно выругался и опрометью бросился к примусу. Злосчастные котлеты не жарились. Примус потух. В нем выгорел весь бензин.

Онемев от бешенства, мы молниеносно ликвидировали новую аварию, налили примус до краев и накачали так, что чуть не вывернули шомпол. Теперь остывшие было котлеты выкинули новый вольт и начали отчаянно дымиться и трещать, грозя превратиться на наших глазах в уголь. Я кинулся убавлять огонь, сняв сковородку и поставив ее рядом с примусом, повернул краник и…едва успел отпрянуть в сторону: из переполненного резервуара фонтаном брызнул бензин и окатил все котлеты.

— Ну вот, — произнес страшным голосом Петенин.

Я только махнул рукой…

Наступил обед. В «кают-компании» (так называли мы пассажирскую кабину самолета, игравшую роль столовой) на двух тесинах, положенных на перевернутые ящики, был «сервирован» обеденный стол. Проголодавшиеся Шмидт, Шевелев, Водопьянов и остальные жители «Н-170» с шумом заняли свои места и принялись за икру, консервы, рыбу. Ели быстро. Страшный момент приближался. Надо было решать — либо сознаться во всех злоключениях, либо подавать котлеты с бензином. Пока все ели, мы не переставали спорить и совещаться на «кухне».

— Да что ты волнуешься, не понимаю, — убеждал меня злодейским шепотом Петенин, — Водопьянов как-то целую кружку чистого бензина выпил, и то ничего. Бензин вещь безвредная…

— Эй, повара! – прервали нас крики из «столовой». – Темпы! Не видим обеда!

Петенин махнул на меня рукой, схватил сковороду и с невозмутимым видом понес к столу. Появление котлет вызвало бурю восторга. Мы с Петениным скромно уселись у края стола, стараясь не глядеть друг на друга и готовые к близкому скандалу.

Наконец Отто Юльевич первый взял большую землистого цвета котлетину. Он надкусил ее, пожевал с задумчивым видом и, галантно кланяясь в в нашу сторону, воскликнул:

— Браво, совсем как в лучших ресторанах!

Вслед за ним за котлетами потянулись и остальные. Я ровно ничего не понимал. Черт знает что! Я еще никогда не видел, чтоб еда исчезала с такой быстротой. Кают-компания расхватывала котлеты и поглощала их с такой жадностью и наслаждением, что просто завидно делалось.

— Отчего ты не ешь? – обратился вдруг ко мне Водопьянов, заметив мое странное поведение.

— Спасибо, что-то не хочется – невнятно пробормотал я и, быстро отвернувшись, оживленно заговорил с Шевелевым. Но Михаил Васильевич не унимался и продолжал кричать через весь стол.

— Ты это благородство брось, а то ведь все съедим.

— Верно, что вы не едите? – подхватил кто-то, приставая на этот раз к Петенину.

— Да мы уж раньше поели. Штук десять съели, пока жарили, — беспомощно отбивался мой подручный.

Я готов был убить его взглядом. Растерявшись, он продолжал нести какую-то чепуху и выдавать нас с головой. Уже кое-кто на столом начинал подозрительно переглядываться, зашептались… И крах наступил. На сковороде оставалось две котлеты. Один из обедавших встал и решительным жестом положил их передо мной и Петениным. Воцарилось молчание. Мы к котлетам не прикасались.

— Ешьте, — сказал кто-то грозно.

Сопротивляться дальше было бессмысленно. Мы переглянулись и, едва сдерживая смех, отчаянно вонзились зубами в распроклятые котлеты, заранее предвкушая противный сладковатый запах бензина. Кают-компания не сводила с нас глаз. Мы жевали и смотрели друг на друга во все глаза. Что за чудо? Котлеты были чудесные и ничем не пахли. Проглотив последний кусок, я уставился на Петенина.

— Ну? – только сумел произнести я.

—Выдохлись, — мрачно ответил Петенин. – совершенно выдохлись. Зря мы не ели. Такая досада…

И мы рассказали все.

Долго еще хохотала вся честная компания над нашей трагической историей. А мы сидели голодные, мрачно размышляя об удивительном свойстве авиационного бензина бесплодно улетучиваться из куриных котлет, сыгравших с нами такую каверзную штуку…»

Автор: И. Т. Спирин, летчик, Герой Советского Союза.

Иван Тимофеевич Спирин (1898—1960) — военный лётчик, участник Гражданской, Советско-финской и Великой Отечественной войн, командир 9-го гвардейского бомбардировочного авиационного корпуса, генерал-лейтенант авиации, доктор географических наук (1938), профессор (1938).

В 1937 году дважды участвовал в экспедициях на Северный полюс. Начальник аэронавигационного сектора НИИ ВВС комбриг Спирин в 1937 году был флаг-штурманом первой в мире воздушной экспедиции на Северный полюс. Полёт, начавшийся с Московского центрального аэродрома 22 марта, проходил в сложнейших метеорологических условиях и был успешно закончен 21 мая посадкой на льдину после того, как Спирин, сделав все необходимые расчёты, заявил: «Под нами полюс!» С самолёта на льдину была высажена четвёрка полярников людей во главе с И. Д. Папаниным, которые затем несколько месяцев дрейфовали в Северном Ледовитом океане, занимаясь научной работой. За выполнение задания правительства и героизм в Северной экспедиции И. Т. Спирину было присвоено звание Героя Советского Союза.

Источник: официальная страница Музея Арктики и Антарктики в социальных сетях.