Борис Аверин. Мой Север

Фрагмент очерка, полностью опубликованного в № 7 журнала «Звезда» за 2018 год.

Печатается с разрешения правообладателей

…Вместе с нами на пароходе прибыли в обсерваторию два необычных человека. Один из них — фотокорреспондент журнала «Огонек» Геннадий Копосов. Другой еще на пароходе отрекомендовался: «Я подпольщик». Ему очень хотелось побывать в Арктике, он пришел в Арктический институт и попросил, чтобы его отправили на зимовку. Ему ответили, что у него нет нужной профессии и взять его невозможно. Но один мудрый человек посоветовал ему обратиться в первый отдел. Ему поручили сообщать обо всем, что мы делаем, о чем мы говорим. Он был очень честный человек, ничего, нас компрометирующего, никому не сообщал, хотя, конечно, мог бы. Приведу пару примеров. Обычное радио Москвы и Петербурга до нас не доходило, а на улице был большой репродуктор, и из него на всю округу звучал «Голос Америки». Первого мая мы регулярно устраивали демонстрации. Впереди совсем небольшой колонны шел старый-старый, вечно ремонтирующийся вездеход.

Мы шли под лозунгом, гласившим: «Когда пьешь, закусывай!»

Копосов так увлекся своей работой, фотографиями, беседами с полярниками, что совершенно забыл уточнить одну маленькую деталь: он не знал, что связь с материком осуществляется всего раз в год. Он не уплыл вместе с единственным пароходом, и ему поневоле пришлось тоже стать полярником. Свою работу он не прекращал, фотографировал каждый день. Ему удалось сделать редчайший снимок, который он назвал «Ветер 20 метров в секунду». Как можно на фотографии передать ураганный ветер при отсутствии кустарников или деревьев? Он снял момент, когда группа людей движется против ветра, согнувшись почти по пояс, а рядом бежит собака и ветер сносит ее хвост.

Когда полярная ночь кончилась, у нас что-то случилось с головками геофизических ракет. Ракеты были двуступенчатыми, ступени заполнялись твердым топливом. Венчалось все это сооружение головкой с приборами. После того как ракета достигала нужной высоты, головка отделялась и опускалась вниз на парашюте, приборы сообщали нужные сведения. И вот створки ракеты перестали раскрываться. Требовался ремонт, который мог произвести только один человек — изобретатель этой ракеты. Весной, когда уже светило солнце, был заказан спецрейс, нам удалось устроить что-то вроде посадочной полосы, и небольшой самолет, доставивший изобретателя, приземлился. Это был человек красивый, умный и жизнерадостный.

Провозившись с неделю, он что-то исправил, сделали пробный пуск, он был удачным.

Изобретатель заявил, что успех надо отпраздновать. Он искренне полагал, что полярники на зимовках частенько выпивают, но он ошибался. Единственный пароход завозит строго отмеренное количество спиртного сразу на целый год, и к апрелю у нас уже не было ни капли. Московский изобретатель был потрясен таким известием и тут же задал вопрос: «А чем вы протираете контакты у локаторов и прочей сложной аппаратуры?» Для этого мы использовали технический гидролизный спирт, нас предупредили, что от его употребления можно ослепнуть. Инженер, услышав об этом, засмеялся и попросил принести ему канистру технического спирта. На наших глазах он выпил два стакана и сказал, что впервые видит таких наивных людей, как мы.

Чудовищная попойка продолжалась до тех пор, пока руководители двух самых больших групп не вылили весь спирт в снег.

Вместе с инженером улетел и наш фотограф, которого мы успели полюбить. Свой снимок Копосов представил на выставке «Интерпрессфото» и получил первую премию, а вместе с ней международную известность.

В конце полярной ночи, когда в середине дня в течение нескольких часов было светло, мы решили совершить прогулку по льду до соседнего острова. Мы знали, что у его берега очень сильное течение, смывающее лед, и там можно встретить арктических животных. Погода была идеальная: температура около минус двадцати и полный штиль. Я только что закончил трехдневную вахту (мы каждую неделю три дня работали и четыре дня отдыхали). Когда группу, отправлявшуюся в поход, сформировали (ее численность увеличить было нельзя), ко мне подошел мой товарищ Женя Красильников (физически очень мощный человек) и неожиданно попросил, чтобы я остался, тогда он сможет пойти вместо меня. Эта просьба была явно несправедливой, она мне совсем не понравилась, не было никакой причины, по которой я должен был уступить ему свое место в группе. Но тон, которым он говорил со мной, был настолько необычен своей убедительностью, что я, сам не понимаю почему, согласился.

С самого детства со мной время от времени случались события, которые ничем, кроме мистики, объяснить невозможно. И также невозможно объяснить, почему я не стал тогда спорить с Женей, но вышло, что он поменялся со мной судьбой.

Группа из трех человек благополучно добралась до острова, а когда они стали возвращаться, произошло то, что нередко бывает в Арктике. Ветер стал резко усиливаться, температура — падать. От ветра текли слезы, которые тут же замерзали. Глаза слепли. Через некоторое время Женя Красильников сказал, что идти дальше не может, не хочет, и лег. Самый физически сильный участник этого трагического похода был отправлен в обсерваторию, чтобы вызвать помощь. Она пришла слишком поздно. Оставшийся с обессилившим Женей товарищ положил его на лыжи и попытался везти. Через некоторое время он увидел, что Красильников замерз: во рту у него был иней от замерзшего дыхания. Перед оставшимся в живых встала проблема: спасаться одному или тащить замерзшего. Он приходил то к одному решению, то к другому, то бросал тело и шел вперед, то возвращался к нему и пытался двигаться вместе с ним. На следующий день мы все собрались в кают-компании и попросили нашего товарища рассказать, как было дело. Он попытался начать рассказ, потерял сознание и упал на пол.

Виски его поседели прямо у нас на глазах…

 

Автор — профессор кафедры русской литературы филологического факультета СПбГУ. Автор книг и статей о творчестве Набокова, Бунина, Короленко, Тэффи и проч. Окончил геофизический факультет Арктического училища. В молодости работал на полярных станциях.