Анатолий Стожаров. Отец.

Младший лейтенант Валентин Стожаров. Потсдам, май 1945

 

Отец был для нас всем.

Трое сыновей. Четыре года – три пацана. С сорок шестого по пятидесятый. Дети победителей, как говорил Миша Веллер.

С пятьдесят первого по пятьдесят третий — две девки.

С этой оравой он справлялся все послевоенные годы.

И мы катались на знаменитом немецком велосипеде (шины фирмы «Данлоп»!), на котором он приехал из Куйбышева. Из командировки, нормально, да — туда на автобусе, оттуда на велосипеде. 130 километров, между прочим! Купил на рынке. Отец был человек неожиданных решений. Велосипед, кстати, до сих пор стоит у моего младшего брата Юрки в гараже.

Позже охотились с бельгийским ружьем редкой фирмы «Пипер Баярд», это уже военный трофей. Слушали на немецком приемнике фирмы «Менде» сказочную Австралию.

Надо было видеть охотничий велокараван: впереди на «немце» отец, на багажнике первоклассник Славка, следом я на «школьнике» — совсем мелкий Юрик у меня на рамке. В окрестностях деревни были просто джунгли, трава по уши сменялась мелкими озерцами. Грохот «Баярда» — и на воде трепещутся три утки. Наша очередь — догола и поплыли. Охотничьими собаками работали. Домой возвращались с десятком уток. Здорово, кстати, помогало, жрать было нечего. Картошка в основном…

Про войну мы слышали только на День Победы, когда фронтовики собирались у нас дома, сидели за круглым столом красного дерева, пили водку и, разгорячившись, вспоминали минувшие дни.

У отца были три главные медали — за страшные долгие недели обороны Сталинграда, за безумную битву по взятию Кенигсберга и несколько неожиданная для лейтенанта-помпотеха автороты «За отвагу». В статусе медали записано «за личное мужество и отвагу». Что называется, «в прямом соприкосновении с противником».

Мы в это время сидели на терраске и перебирали отцовский трофейный чемодан, старинной кожи со стершимся медным гербом на боку. В основном оперативные карты: Волга и сталинградские позиции, Восточная Пруссия, Померания, Кенигсберг, Бранденбург и, наконец, Потсдам. Война для отца закончилась именно там, в двадцати километрах от Берлина. Город не попадал в орбиту штурмовых боев за Берлин и был практически цел – маленький немецкий городок, заваленный сиренью.

Отец, кстати, вернулся домой нетронутым войной — ни одного ранения.

Я как-то сказал Славке: везучий! Да нет, говорит братан, это же авторота, основная задача — доставка боеприпасов на передовую, а тут ранений не бывает, если попали, то всё — в пыль.

Восьмого мая отец готовил «студебеккер» к выезду, вместе со штатным водителем, старшиной Кочетковым. Благостно, тишина, солнышко… Вдруг треснул выстрел, и пуля пробила капот машины…

— Кочетков! — заорал отец, прыгнув в сторону, — откуда стреляют?!

Старшина схватил автомат и, матерясь, рванул в ближайший лесок.

Гитлерюгенд! И выволок из кустов пацана, ну, семиклассник с виду. Забрали его «смершевцы» и, как потом отец говорил, навесили «банок» и отправили домой.

Победа была рядом!

Вот это мне он рассказывал уже взрослому, и я помню всё до деталей.

И назавтра она грянула — Победа! Что называется, из всех стволов!

Но ты-то… именно ты что делал? Что чувствовал?

Отец почесал затылок и смущенно ответил:

— Да пошли мы с Кочетковым в ближайший садик с двумя фляжками спирта, упали в траву… пили чистый спирт… и ели клубнику… прямо с грядок… губами.

Два взрослых мужика, прошедшие самую страшную войну человечества, валялись в траве и бодались головами… как дети…Чисто физическое ощущение!

Победа! Уже не стреляют… уже не убьют… Победа!

Отец определял нам многое, и не в классическом воспитании, а гораздо проще, по-фронтовому, «Делай как я!».

И мы окучивали картошку, кормили домашних коз и кроликов (а попробуй напасись… жрут как из ружья). Мама занималась коровой Зорькой, молоком и сыром. Делали такой, домашний! Главное лакомство — ломоть хлеба (а по карточкам!), слегка намазанный маслом (а дефицит!) и посыпанный сахарным песком.

Отец жил у нас на глазах, уходя утром с битком набитым желтым портфелем и приходя поздно вечером… десять учебных часов! А ведь еще и партийные и профсоюзные собрания…

И мы впитывали в себя нехитрые жизненные максимы: работай… не скули… будь честен… не ври… помогай другим… Не знаю, насколько мне удалось следовать этим заветам… Но я старался!

Отец всю жизнь (и десять лет на пенсии!) работал преподавателем Усольского сельскохозяйственного техникума. Механизаторы, трактористы, зоотехники, полеводы! Единственный в области! Поступить было очень сложно. Это вам не менеджеров плодить! Среднего звена…

Валентин Стожаров (второй слева) и его друзья по Ленинградскому сельскохозяйственному институту. Июнь, 1940

Был вечным завучем (господи, сейчас и не поймут, пожалуй — заведующим учебным процессом), председателем приемной комиссии.

Вот к нему-то и пришла немолодая женщина (я сидел, учил уроки) и бухнулась в ноги:

— Валентин Иваныч! Возьмите моего парня! Синабдеев его фамилия! Экзамен он на «тройку» сдал, не примут ведь!

Отец знал всех абитуриентов пофамильно:

— Но послушайте! Он же очень слабый! Он не сможет осилить и первый курс!

Женщина заплакала:

— Деревня у нас далекая, тяжело было в школе учиться! Возьмите его, пожалуйста!

Отец не переносил женских слез:

— А, черт с ним, хорошо, возьмем!

Женщина обрадованно начала жать отцу руку и попыталась всунуть какой-то сверток, из которого торчали деньги — тройки, пятерки и десятки.

Отец побелел и взорвался как бомба:

— Что? Взятка?! Да я вас… вон отсюда!

Перепуганная бабка ретировалась.

Парня отец все-таки взял. Марат, по-моему, его звали. Потом я ему таскал какие-то старые курсовые… Отец звал его Синобздев. Из парня получился неплохой механизатор.

Отец был хорошим педагогом. Артистичным. Преподавал базовые предметы — сопромат и детали машин. Классы были битком.

— Синабдеев! – говорил отец – иди к доске. Становись передо мной!

И неожиданно толкал его в плечо, паренек отлетал на метр.

— Вот видишь, как действует сила! А теперь ты меня толкай! – Марат нерешительно упёрся отцу в плечо…

— Сильнее! — отец наклонялся вперед… — Ещё сильнее… Вот что такое сопротивление!

Поскольку в селе Усолье тогда была только семилетняя школа, я пошел в техникум (а куда еще?) и отучился там два курса. Потом отец определил меня в десятый класс школы № 14 города Саранска. Славка и Юрик техникум закончили.

Как секретарь партийной организации техникума отец проводил политинформации в правлении колхоза. Готовясь к разговору с колхозниками, он перекатывал во рту: «Освальдо Дортикос Торрадо!»

Это министр иностранных дел Республики Куба! Год-то был шестьдесят шестой!

Нам — всем пятерым! — дал высшее образование.

Именно дал, потому что и я, и Славка вечно норовили то уйти на заочное (и уходили оба!), то рвануть на Крайний Север или на Дальний Восток. И рванули… я на Север, он на Восток. Это потом уже, лет через пятьдесят я снова слышал: «Пацан сказал – пацан сделал». Что ты там сделал то?!

Толковее всех оказались девки, закончившие мехмат Казанского университета и распределившиеся в маленький городок Миасс. В широко известное в узких кругах Конструкторское бюро Макеева, ныне ракетный центр России! Живут в машгородке с начала семидесятых прошлого века, причем Таня работает до сих пор. А ведь ей под семьдесят!

Неслабых специалистов готовил мехмат КГУ имени Лобачевского!

Четвертого марта 1989 года пришла телеграмма из Миасса от Юры:

— Умер отец.

Я плохо помню, как добрался: самолет, автобус, такси. Помню только мороз и солнце. Погода трещала.

Прилетел из Киева средний брат Слава.

В последние годы отец не выходил из дома без валидола. Потихоньку работал на даче — три сотки от государства! Нам хватало. Что-то мастерил в гараже у Юры. Там и умер. С молотком в руках.

На кладбище какой-то мужик в прощальной речи толковал о КПСС… О чем это он?

Мороз и солнце… Мне все казалось, что ему холодно… Белые волосы (у него всегда была роскошная шевелюра) развевал ветер… Я спросил у мамы – можно я подойду? «Иди, иди, Толя…» — и слегка меня подтолкнула… Я аккуратно пригладил отцу волосы…

Погода трещала…

Он был очень советский человек. Бог не позволил ему увидеть ни окончательный развал Союза, ни позор капитуляции КПСС. Хоронили его в кумачовом гробу. Член ВКП/б с июля 1942 года. Со Сталинграда…

Валентин Стожаров, 1980-е

Впереди несли подушечку с его тринадцатью орденами и медалями.

Через несколько дней мы со Славой стояли в челябинской аэропортовской кафушке за бутылкой водки в ожидании самолета на Киев. И все никак не могли отцепиться друг от друга.

Сиротство стояло за спиной и таращило глаза.

Потом Славик пошел на посадку — здоровенный сорокалетний мужик, прошедший огни и воды. Он медленно шел, сгорбившись и опустив руки.

А ведь он всегда был победителем — в пятиметровую волну в Охотском море на борту большого морозильного рыболовецкого траулера  «Аркадий Краев», в пятидесятиградусный мороз на открытом руднике «Медвежий ручей» в Норильске, в диком городе Поронайск на Сахалине…

Здесь он был бессилен. Потеря была слишком велика.

С тех пор город Миасс стал нам всем Родиной. Теперь уже питерская родня: племянники, внуки, правнуки, — ездит ежегодно, зимой и летом в родные южноуральские края.

Спасибо отец! Спасибо за все!

9 декабря 2019 года

 

Об авторе: Анатолий Валентинович Стожаров — социолог, педагог, журналист. Автор книги «Ностальгия по Северам» (2018). Учредитель и директор научно-исследовательского центра «Горизонт-М». С 1969 года живет и работает на Крайнем Севере России.