Дикторы (из книги А. Стожарова «Ностальгия по северам»)
Вот уж никогда не думал, что буду работать в этой редчайшей профессии.
Радио было вокруг в нашем детстве. Черные тарелки были везде — в жилых комнатах и на полевых станах, в кабинетах техникума и сельсовета. В любые помещения проводился сначала свет, потом радио. И оно практически не выключалось. Это был единственный источник информации. Газеты выписывали разве что преподаватели техникума да председатель колхоза.
И мы слушали — выпуски новостей, радиожурналы, трансляции из оперных театров. А как вам — «Сегодня у нас 389-я встреча с песней»? Это Виктор Татарский. С 1967 по 2017 год тысяча триста выпусков!
Дикторы были таинственными людьми, нематериальными, их никто не видел. И, самое главное, откуда они появлялись? Не было ни одного учебного заведения, где бы их готовили!
В 1969 году в Салехарде после неудачного полугодия учителем физики в школе, сидим мы перед Новым годом с Виталиком Денисовым, и он говорит: «А сходи-ка ты в редакцию радио. Голос у тебя есть, а диктора у них нет!»
Ну я и зашел. Посадили меня в студию, рядом с Марианной Гилевой, и мы начали читать вдвоем. Старший редактор Леонид Лазаревич Шевелев послушал минут пять и говорит: «Ну вот, Мара, тебе и напарник, мужской голос!»
После Нового года я к работе и приступил. Марианна была диктором практически с основания редакции, характерный низкий голос. Было чему поучиться.
Редакция располагалась в старинном купеческом доме по улице Ламбиных. Прямо при входе была дверь в студию, ну это громко сказано — два на три метра. Всё завешено красными бархатными портьерами, маленький дикторский стол и два стула. Рычажный микрофон. Сигнальная лампочка. Всё.
За стенкой была аппаратная. Витя Дмитриев, Серёга Балин и Юра Текутьев веселились там почти круглосуточно. На стенах были развешены «бемсики» — музыкальные перебивки между программами. Заходили журналисты перебросить записи с портативных магнитофонов типа «Репортер-3» на магнитную ленту базового «МЭЗ». Здоровенный аппарат, который постоянно заклинивал, и Серёга приводил его в чувство пинком ноги. Дым стоял коромыслом, в следующем кабинете Леонид Лазаревич прикуривал одну сигарету от другой. Три пачки в день!
Монтаж шел вслепую, оператор нажимал кнопку, в студии загоралась лампочка, и диктор подхватывал. Шаманство!
Как мы там все умещались?! Шумный Толя Омельчук, веселый Слава Брынский, основательный Альфред Гольд, скромная Алла Тарасова, боевая Ирина Рачанович, вездесущая Женечка Никитина, тихий Прокопий Салтыков, маленькая Тася Лапсуй.
Сидим с Марой в студии, последние известия, ждем лампочку. По портьере из-за дикторского стола выползает здоровенная крыса. Я оцепенел. Мара мгновенно выключила микрофон и только потом отчаянно завизжала. Инстинкт диктора. Эфир неприкосновенен.
Идем далее. Относительно большой кабинет, где сидела вся журналистская мафия. Непрерывно гремели пять телефонов.
Перед ним — стол машинисток, на котором стоял небольшой старинный самовар. Перед праздниками и по другим поводам в него входило три бутылки вина, и шеф, Николай Матвеевич Михальчук, никак не мог понять, каким образом народ уже подшофе.
Отработав три года, я как-то понял, что надо посмотреть, как люди-то всё это делают. В Москве был Всесоюзный институт повышения квалификации работников радио и телевидения. Туда-то я и попал, правда, с опозданием на неделю. Ну ничего, курсы дикторов были двух-месячными, и мне хватило с лихвой.
Приехал на Пятницкую, оформился, сказали идти в 9-ю студию. Захожу — полтора десятка дикторов стоят и, другого слова не подберу, ревут в полный голос: «Ба! Ба! Бы! Бы!»
«Бабу бы!» — мелькнула дикая мысль. Не может быть. Короче, это было упражнение на удержание артикуляции при полном голосе. Проще — чистота произношения в полный голос.
Не слабо ребята работают, думаю.
Дикторы были со всего Советского Союза — Женечка Воробьёва из соседнего Ханты-Мансийска, Владик Мыцу из Кишинёва, Толик Татнинов из Элисты, далее — Норильск и Мирный, Якутск и Махачкала.
Диктор — это голос страны, и в любой ее точке он должен звучать достойно.
Это был самый расцвет. По коридорам скромно ходил и здоровался с прибывшим народом Юрий Борисович Левитан. Владимир Герцик, Эммануил Тобиаш, Глеб Калмыков, Татьяна Грекова, Ольга Высоцкая — я застал всю когорту!
Попали мы с Толиком Татниновым по прозвищу Тодор к диктору-педагогу Глебу Константиновичу Калмыкову. Рабочий день у диктора шесть часов, и мы садились в студию, наставник вел различные передачи, а в промежутках осваивали профессию.
На третий день Глеб сказал:
— Ну садись! Выпущу тебя в эфир!
И хотя это была третья программа, и сказать нужно было всего несколько слов, я дрогнул. Но сел.
Оператор за стеклом сделала приглашающий жест, я щелкнул рычажком микрофона…
— Говорит Москва! Московское время 15 часов. Послушайте… — ну там какая-то увертюра. И выключился. Пульс зашкаливал.
— Хм, — сказал Глеб, — неплохо!
И полтора месяца мы с ним работали. Техника речи. Артикуляция. Ударения.
Вот по ударениям отдельно. Как-то московский диктор умудрился сделать ТРИ ошибки, представляя депутата Верховного Совета СССР от Ямала — ТойвО ЯптОкович САлиндер.
Хотя он — ТОйво Яптокович СалиндЕр!
Поэтому всех нас по приезду усаживали за стол и просили написать все ударения в регионе — селения, речки, имена и фамилии.
Существовал целый штат контроля, все ошибки, неточности и ударения фиксировались и публиковались в ежедневных обзорах.
Нельзя было сказать «стратэгический бомбардировщик», он — стратегический! Чувствуете разницу?
Ну а в дикторы попадал народ совершенно разный.
Глеб — из бывших артистов, он рассказывал, как к нему поздно вечером, после спектакля, заходил знаменитый Борис Ливанов.
— Кто там?
— Это я, Бен Ливанов!
Был диктор с образованием — институт путей сообщения. Злые языки называли его «железнодорожником».
Главное, нужно было одно — голос, богатый, с обертонами, узнаваемый. Безупречная дикция.
И нужно чувствовать слово. Звучащее слово. Вот и всё.
Периодически Гостелерадио проводило конкурсы дикторов. Вот так они туда и попадали.
И Ольга Высоцкая рассказывала об одном из них:
— Не понимаю, почему взяли этого?.. Вот же голос… сказка… заслушаешься.
Ей отвечает художественный руководитель московской группы дикторов Владимир Всеволодов (нам с Тодором повезло, Глеб приболел, и неделю он с нами занимался! Легенда!):
— Ольга Сергеевна! Это же диктор! Мы взяли его потому… Вот представьте… Утро… «Говорит Москва… семь часов… погода…» Все четко, красиво и спокойно… Я собираюсь, пью кофе… и вовремя иду на работу! А теперь представьте второго… «Говорит Москва!..» Голос — сказка… Я заслушался… И что? Брился — порезался, яичница подгорела, кофе убежал… И я опоздал на работу!
Это точно. Диктор приходил в дом с утра. И становился частью жизни.
Всего я проработал диктором радио десяток лет.
Третью категорию мне записали в трудовую при приеме на работу, вторую я получил лет через пять. В принципе это негласный потолок. Высшую категорию получали только москвичи. Ну, может быть, Питер. Первая категория — это областные центры. В Тюмени — это Витя Гвоздовский. Все остальные — максимум вторая.
Под занавес я-таки пробился в первую категорию.
В 1986 году еще раз попал на аналогичные курсы, но уже в Останкино.
Всё. Это была столица телевидения. Старая гвардия радио ушла со сцены, начали появляться диджеи, ведущие с кашей во рту, картавые комментаторы.
И что сейчас радио?